Птицы
Шрифт:
– Так и быть, сегодня добыча ваша. Должен же я дать фору неопытной глупышке.
Прежде чем Настя успела презрительно фыркнуть, заметив, что он просто понял, что ему не достать мешок, Леха взмыл ввысь и стремительно умчался прочь.
Дома в постели, перед тем как уснуть, Настя думала о новом знакомом и его словах. Равновесие. Жерло небытия. Фурхи. Ее жизнь обещала стать насыщенной и интересной. Засыпая, Настя улыбалась.
5
На уроке литературы Зоя Михайловна объявила, что на следующей неделе состоится общегородской конкурс
Следующей была физика. Настю вызвали к доске, и она благополучно поведала вызубренный материал классу, каждый в котором занимался в тот момент, как обычно это происходило на физике, собственными делами. Одна лишь только Нина смотрела в направлении доски, выпрямившись как струна, за четвертой партой первого ряда. Между тем Настя отлично помнила, как в прошлом году предположила, что Нине совсем не приходится ничего учить дома, ведь она так внимательно слушает на уроках. На что Нина ответила: «Да ты что, я сижу и думаю о своем».
Физик мерно покачивал головой, в то время как Настя цитировала учебник. Когда она закончила, он задал ей несколько дополнительных вопросов, на один из которых девочка даже сумела ответить. Получив заслуженную четверку, Настя отправилась на место, с удовольствием думая о том, что теперь о физике можно забыть, по крайней мере, на пару недель.
Затем еще двое ответили у доски. Точнее ответила только Нина, а Костик лишь постоял там минуту-другую, изображая активную мыслительную деятельность. Единственным результатом этой псевдодеятельности было его признание в том, что он не выучил материал.
Когда Петр Георгиевич приступил к объяснению новой темы, Настя подумала, что нужно срочно чем-то заняться, чтобы не уснуть. Голос учителя обладал просто необыкновенной убаюкивающей силой. Возможно, дело было в том, что физик осознавал, что никто его не слышит, поэтому и вещал у доски монотонным бесцветным голосом. С другой стороны, именно поэтому его никто и не слышал. Замкнутый круг какой-то.
Настя однажды провела эксперимент – попыталась вникнуть в суть объяснений Петра Григорьевича. Усилием воли она удерживала внимание пять минут, но мысли сами собой уносились вдаль, за горизонт, туда, где никто не пересказывал параграфы из учебника и не записывал на доске безликие формулы.
На-а-а-сть, давай в вопросы? – прошептала Аня, с которой Настя обычно сидела на физике за одной партой.
– Угу.
Аня извлекла из тетради чистый листок, согнула его сверху так, чтобы образовалась полоска, на которой можно было написать одно предложение. Записав свой вопрос, она перевернула листок и отдала Насте. Той следовало написать ответ, не интересуясь тем, о чем, собственно говоря, спрашивала Аня. Так, сворачивая листок гармошкой, они развлекались, пока не прозвенел звонок. Все удовольствие состояло в прочтении галиматьи, получившейся после того как бумагу разворачивали.
– Ты хотела бы поцеловать Петра Георгиевича?
– Давай, только в следующую среду.
– Что ты думаешь о Кирпикове из 8 а?
– Я сошла с ума, я сошла с ума.
Ну, и так далее. Глупая детская игра почему-то всегда казалась особенно забавной на уроке физики. Наверное, смех являлся защитной реакцией. Он не позволял уснуть или взбеситься. Настя помнила, как месяц назад Петр Георгиевич заболел, и его заменял другой учитель. Сейчас это казалось совершенно невероятным, но в течение целой недели Настя думала, что может быть, она ошибается насчет физики, и на самом деле этот предмет вполне даже ничего. Во всяком случае, то, что рассказывал учитель на замене, действительно вызывало интерес. Может, просто темы увлекательные попались?
На биологии Настя опять сидела с Аней за одной партой. Некоторым учителям было совершенно все равно, как детей рассадила классная руководительница. Такие преподаватели не возражали против того, чтобы каждый ученик садился за одну парту с тем, с кем хотел. Юлия Николаевна относилась как раз к этому подвиду учителей.
Однако, в отличие от физика, она умела увлечь класс. Не всегда это у нее получалось, но все же часто. В этот раз урок начался с объяснения новой темы – на столе стояли колбы с жидкостью, в прозрачной коробке шевелились… черви.
– Давай доиграем, там два вопроса до конца листика осталось, – прошептала Аня.
Настя кивнула, написала предложение, которое должно было стать ответом на предыдущий вопрос, и передала листок Ане. Позже девочки безуспешно пытались вспомнить, как Юлия Николаевна, расставлявшая на своем столе наглядные материалы, вдруг материализовалась возле их парты. Листок плавно поднялся в воздух на кончиках пальцев учительницы и замер на некотором расстоянии от ее лица – она очень внимательно изучила всю бессмыслицу, которой был заполнен лист.
– Это что? – немного растерянно спросила Юлия Николаевна.
Настя покраснела и тщетно попыталась провалиться сквозь землю посредством усилия воли. Она помнила, что в среду грозилась поцеловать Петра Георгиевича. Однако особенно отчаянно она проклинала тот момент, когда ей пришло в голову предложить Аньке станцевать на уроке биологии на парте.
– Это игра, – едва слышно пролепетала Настя.
– Что ж, поиграем завтра все вместе… вместе с вашими родителями. Попросите их подойти в мой кабинет после пятого урока.
Юлия Николаевна отнесла листок на свой стол, держа его двумя пальцами, как противную скользкую лягушку.
До самого звонка Настя просидела, не шевелясь, не слыша ни слова из объяснений биологички, не в силах понять, что же та такое делает с червями из банки. В голове пульсировала единственная мысль – мама не должна видеть этот листок. Трудно, практически невозможно будет объяснить родительнице, как Настя могла написать такие некрасивые фразы.
– Настя, расслабься, это ж игра была, предки поймут. Ну, поругают для порядка. Мне папа рассказывал, как они с другом на уроках в морской бой рубились. Мы ничего такого страшного не сделали.