Публицистика

Каждое утро над землей встает солнце. Горячее и веселое, оно щедро заливает светом города и села, и люди начинают свой трудовой день. Одни идут на завод, другие спешат в поле, третьи поднимаются на леса строящегося дома… Словом, каждый принимается за свое привычное, будничное дело. И никому из них, конечно, и в мысли не придет, что он делает не обыкновенную работу, а совершает нечто историческое…

Вот так же не считал свой поступок историческим пропахший землей и потом крестьянин, когда он несколько десятилетий назад приносил кое-как нацарапанное заявление в колхоз. И когда этот же крестьянин, услышав ночью глухие выстрелы из обрезов,

не думая об опасности, бежал на край села, чтоб схватить за шиворот или по крайней мере отогнать гуляющих кулацких сынков, он тоже не считал себя героем. Просто надо было бежать, раз «какая-то сволота» пытается нарушить наконец-то установившуюся кое-как жизнь, в которой и он нашел свое место.

И конечно, не считал себя легендарной личностью питерский рабочий, штурмующий Зимний дворец, или сибирский партизан, бесстрашно поднявшийся на врага с деревянной пикой в руках вместо настоящего оружия. Оба они делали то, что требовали от них время и обстоятельства, их собственные дела и поступки казались им самыми обыкновенными, будничными.

У замечательного поэта земли русской Сергея Есенина есть такие великолепные строчки:

Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстояньи…

Прошло не так уж много лет, и нам, людям шестидесятых годов XX века, уже ясно, что и питерский рабочий, штурмовавший Зимний, и сибирский партизан, и тот колхозник, бесстрашно кинувшийся на бандитов, — люди необыкновенные. Это личности действительно легендарные, которые делали историю, которые творили начало всех начал, вкладывали первые кирпичи будущей прекрасной жизни.

Пройдут еще годы. Увидев на расстоянии весь наш XX век, далекие потомки поймут, что в 60-е годы жили люди необыкновенные, люди-исполины, ибо необыкновенными, исполинскими были их дела. И они еще позавидуют, что в то грозовое время, до предела насыщенное борьбой, когда на полном накале шла самая великая битва из всех битв за человеческое счастье, жили мы, а не они.

…Я уже слышу сердито-недоуменный вопрос: что это, опять пресловутая проповедь теории дистанции в творчестве? Неужели сегодня нельзя по достоинству оценить наше время, наших людей, их великие свершения и подвиги, сущность нашей эпохи?

Можно. Каждый человек в меру своих сил более или менее правильно представляет и оценивает свое время и его людей. Но в полной мере, с абсолютной точностью и глубиной это доступно только гениям.

Таким гением был Владимир Ильич Ленин. Таким гением является Коммунистическая партия Советского Союза. В проекте Программы КПСС наше время, наша эпоха оценены с абсолютной точностью, с максимальной научной глубиной. Это есть эпоха, основное содержание которой составляет переход от социализма к коммунизму. Эпоха борьбы двух противоположных общественных систем, эпоха социалистических и национально-освободительных революций, эпоха крушения империализма, ликвидации позора человечества — колониальной системы. Это есть время, когда над всем миром проносится очистительная гроза, знаменуя весну человечества, когда по всему земному шару победно шествуют социализм и коммунизм, на знаменах которых великие призывные слова: Мир, Труд, Свободу, Равенство, Счастье — всем народам земли.

К сожалению, на мой взгляд, мы, писатели, не всегда умеем правильно оценить происходящее. Мы словно не понимаем порой, не осознаем, что обыкновенность — понятие относительное, что обыкновенное в жизни, в нашем бытии может оказаться совершенно необыкновенным в свете истории, в процессе развития общества. Создавая то или другое произведение, мы имеем дело не с народом в целом, а с несколькими своими героями, с конкретными людьми. Поэтому тот же токарь Петров

или та же ткачиха или доярка Петрова, когда они становятся нашими героями, превращаются неминуемо в личности собирательные, и они обязательно должны быть освещены, окрашены светом истории, истории не только прошедшей, но обязательно и будущей, как освещены сейчас для нас и питерский рабочий, и первый колхозник, и сибирский партизан. Только так можно создать настоящий, полнокровный образ современника, только так можно писать о современности.

И о теории дистанции я завел речь только потому, чтобы еще раз убедить, скажем, самого себя, что, работая над произведением на современную тему, мне надо помнить прошедшее и представлять себе грядущее.

Вот как я понимаю в данном случае приведенные выше замечательные строки Сергея Есенина, вот как я понимаю принцип дистанции в творчестве.

Беда многих произведений на современную тему в том, что их авторы забывают именно об этой своеобразной дистанции между собой и своими героями, не очень четко представляют социальную сущность этих героев, не дают себе труда как следует подумать об историчности времени, о содержании и сущности эпохи, представителями которой являются их герои.

Вообще говоря, обладая способностью более или менее гладко складывать предложения и фразы, написать поверхностную повесть по определенной схеме нетрудно.

Но дело не в схеме. Мы привыкли пугать читателей, да и самих себя этим словом — схема. Стоит сказать «схематическое произведение», и приговор, как говорят, обжалованию не подлежит. А что такое схема? Я бы сказал, схема в литературе имеет такое же значение, как чертеж в технике. В конце концов в конструкции каждого, в том числе и высокохудожественного, произведения есть схема. По одному и тому же чертежу можно создать великолепную машину, которая будет служить людям годы и годы, но можно сделать и такую, что, не поработав и месяца, она будет представлять разве что кучу великолепного металлолома.

Чтобы написать хорошее произведение, надо изрядно потрудиться, надо прежде всего в социальном плане объяснить истоки характеров героев, и тогда будет понятно, почему один поступает так, а другой этак. Надо все повествование пропитать духом эпохи описываемого времени, надо уловить и отобразить объективную закономерность развития жизни — тогда будет понятно, почему один побеждает, а другой терпит крах. И тогда объективность бытия героев превратится в объективность социальную и историческую.

На обиходном литературном языке все это называется — облечь голую схему в плоть и кровь, вдохнуть в некие произвольно взятые писателем имена и фамилии жизнь, заставить своих читателей поверить, что это живые, настоящие люди, что они живут рядом с нами, они — наши современники.

…Каждое утро встает над землей солнце. Горячее и веселое, оно щедро заливает своим светом наши города и села. Оно ярко освещает идущих по улицам людей. Одни идут на завод, другие спешат в поле, третьи поднимаются на леса строящегося дома, четвертые входят в лаборатории, в школы, спускаются в шахты…

Это идут обыкновенные люди. Это идут необыкновенные люди. Это идут герои наших книг.

Ефим Николаевич Пермитин родился и вырос на Алтае. Двадцатилетним парнем встретил он революцию, успев до этого испытать и холод, и унижение, и подневольный, нищенски оплачиваемый труд, успев наглядеться на самодурство и скотскую жизнь власть и деньги имущих. И поэтому еще подростком начал задумываться о смысле человеческой жизни, а потом и о сути тех общественно-социальных процессов, которые происходят в толще народной. Вот почему уже первые его рассказы отмечены суровым и правдивым дыханием жизни, наполнены откровенным классовым содержанием.