Пудра и мушка
Шрифт:
Филипп!
– Но, мсье, я… я… мне… шею больно.
– Чтобы выглядеть красивым, нужно страдать, – огрызнулся маркиз.
– Хорошо, что хоть Том, кажется, закончил! – раздраженно пробурчал Филипп. Дядя хихикнул.
– Я закончил, можешь не беспокоиться. Жан, посмотрите, как они сверкают!
Маркиз де Шато-Банво сделал шаг назад, чтобы оценить свою работу.
– Позвольте с вами немного не согласиться, – пропел он.
Филипп затравленно завопил.
– Нет-нет! Мсье! Все великолепно!
Но маркиз проигнорировал эти протесты, вцепившись
– Готово! Франсуа, быстро подай булавку с сапфирами! Камердинер был наготове. Он и Томас с интересом наблюдали, как рука маркиза застыла в нерешительности. Филипп почувствовал, что в его жизни настал решающий момент, он даже перестал дышать. Булавка была прикреплена одним безошибочным движением, что вызвало вздох облегчения у обоих зрителей.
– Ну, вот теперь ты прав, Том: полный триумф, – маркиз одобрительно закивал головой. – Теперь присядьте, Филипп. Филипп плюхнулся на стул перед туалетным столиком.
– Фу! Наконец-то! Неужели вы все-таки закончили?
– Теперь неси румяна, Франсуа! Поторопись! Филипп попытался снова протестовать.
– Не надо меня красить и пудрить!
Суровый взгляд маркиза пригвоздил его к месту.
– Вы что-то хотели сказать?
– Мсье, прошу вас… не надо!
– Филипп, если бы не мое глубокое уважение к вашему отцу, я бы покинул вас сию же минуту. Вы изволите делать, как я сказал?
– Но, мсье, разве совершенно нельзя обойтись без этого?
– Совершенно нельзя, молодой человек. Филипп уныло улыбнулся.
– Тогда делайте ваше черное дело!
– У меня это получается не «черное», неблагодарный. У меня, напротив, это получается лучше всего!
– Делайте, как знаете. Я, действительно, очень вам признателен, сэр.
Маркиз сжал губы и подал знак Франсуа.
Филипп строил жуткие гримасы и вертелся, в тщетной надежде спастись от проворных пальцев француза. Он жаловался, что ему щекотно, с отвращением морщился, когда маркиз начал натирать ему щеки румянами. Потом он расчихался от пудры, которой Франсуа принялся его осыпать, и сделался совершенно мрачным, когда к его левому уху прикрепили серьгу с сапфиром.
Но это были еще цветочки – ягодки ждали его впереди. Он с ужасом обнаружил, что для того, чтобы облачить его в камзол, понадобилась объединенная энергия всех трех мужчин! Когда эта ответственная процедура завершилась, он в отчаянии стал уверять их, что эта штука обязательно порвется по швам, стоит только ему пошевелить хотя бы одним пальцем. Маркиз нашел его «исключительно забавным», но беспокойным.
– Вот теперь, глупыш, дело сделано!
– Как так, – воскликнул Филипп, – я не могу пошевелиться!
– Какой абсурд! Давай шпагу. Том!
– Танцевать со шпагой? – взмолился Филипп.
– Это необходимо, – сказал ему маркиз. Филипп потрогал усыпанные драгоценными камнями ножны.
– Милая игрушка, – заключил он, – никогда раньше не тратил такую кучу денег на побрякушки.
Франсуа расправил складки камзола
– Что скажете, друг мой?
Но Филипп, казалось, не слышал. Он снова и снова смотрел на свое отражение. Перед ним был молодой человек высокого роста, одетый в бледно-голубой камзол, белые панталоны, разукрашенную манишку и золотой вышивки чулки. Красные туфли с пряжками на высоких каблуках поблескивали бриллиантами. Кружева пенились вокруг кистей рук и шеи. Белый парик стекал каскадами припудренных локонов на плечи. Филипп вытянулся еще прямее, сам того не осознавая, он задрал подбородок и немного помахал платком.
– Ну? – маркиз уже начал проявлять нетерпение. – Вы ничего не хотите сказать?
– Восхитительно! – выдавил из себя Филипп по-французски.
Маркиз был польщен, но при этом слегка покачал головой.
– В свое время – да. Сейчас – тысячу раз нет! До чего он неуклюжий, это просто невероятно!
Филипп попросил сделать его менее неуклюжим.
– Это и есть моя цель, – сказал маркиз. – Думаю, что приблизительно через месяц мне не придется краснеть за своего ученика.
– Ну, дружище, теперь я могу тобой гордиться! – закричал Том. – Ты у нас станешь еще большим франтом, чем Моррис в его лучшие времена!
Филипп покраснел сквозь пудру. Вдруг его внимание привлек рубин в одном из его перстней. Он посмотрел на него, насупился и снял.
– Но почему? – пробурчал маркиз.
– Мне он не нравится.
– Не нравится? Но почему же?
– Я ношу только сапфиры и бриллианты.
– Тысяча чертей, парень прав! – воскликнул Том. – Он должен быть во всем голубом!
– Похоже, что через месяц… или два… я представлю тебя в Версаль. – решил маркиз. – Франсуа, уберите этот противный рубин. А теперь – вперед!
И Филипп отправился на первый в своей жизни бал.
У конце месяца Том вернулся в Лондон с уверенностью, что его племянник находится на правильном пути благодаря заботам маркиза де Шато Банво, проявлявшего к нему неподдельный интерес. После первого бала он совершенно прекратил перечить своим наставникам; он делал все, что от него требовали: по утрам занимался с учителем фехтования и приобрел опыт владения шпагой; с утра и до самого вечера разговаривал только по-французски; выезжал с маркизом в свет; наконец, он прилагал невероятные усилия, чтобы развязать себе язык, рассыпая дерзкие комплименты в адрес некоторых барышень, которые нежно поглядывали на его безупречную внешность. Некоторое время он не проявлял ни малейшего интереса к своему гардеробу, предоставляя заботу о нем исключительному вниманию Тома и Франсуа. Но однажды, когда Франсуа представил его взору пару кремовых чулок, он долго и с удивлением рассматривал их сквозь свой лорнет, после чего отбросил в сторону.