Пуговка для олигарха
Шрифт:
— Вы не знаете, как мне найти Сорокиных? — нараспев протянула она.
— Кого? — в изумлении переспросила мать.
— Оксану Сорокину, — уточнила девушка.
— А вам зачем?
— А я её сестра Паулина Громова.
Мать спустилась с крылечка и плюхнулась на скамеечку у забора:
— Полька, ты, что ли? Двадцать пять лет прошло… Тебя не узнать…
— Тебя тоже, Оксанка, — ответила московская сестра. — Рафаэль, малыш, выходи. Мы их нашли.
С водительского места вышел высокий, под два метра ростом, широкоплечий блондин. Голубые глаза, затенённые густыми
Глава 2. Родственные души
Гости прошли в дом, мама юркнула за ними, а Надя схватила Любашу за локоть:
— Ты видела?! — зашептала она, остановив сестру на пороге.
— Что?
— Он такой красивый! А его волосы? Он как солнышко — от него вокруг становится светлее!
— Надюша, не глупи, — ответила Любаша. — Этот солнечный мальчик не для тебя.
— Конечно, не для меня, — отмахнулась Надя. — Он же наш брат! Но ты видела, как он хорош? И тётя Поля — она выглядит как наша ровесница! Стройная, волосы до попы, губы как у актрисы. Мы по сравнению с ними деревенские замарашки.
— Не придумывай! Если нас отмыть и приодеть, то мы будем не хуже. Мы тоже натуральные блондинки. И худые — по крайней мере ты.
— Да ну, — не поверила Надя, — настолько нас не отмыть — мочалок не хватит…
— Если ты намекаешь на меня, то я согласна, — сказала Любаша. — В меня столько грязи въелось, что уже не отмыть, а у тебя шанс есть, если не будешь глупить.
— Ну что ты, Любаша, не говори так о себе, — Надя обняла сестру за располневшую талию и повела в дом. — Ты не грязная. Ты просто ошиблась, доверилась плохому человеку. Это он грязный, а ты — чистая.
Тётя Поля сняла в доме очки, но Надя, как ни присматривалась, так и не смогла заметить морщинок. А ведь тёте было за сорок. Наде хотелось провести пальцами по её лицу — настолько гладким и безупречным оно казалось. А соболиные брови? А изогнутые ресницы? А тонкий изящный носик? Нет, таких носов у них в роду не было. Любаша погорячилась: из деревенской замарашки не получится столичная дива, сколько ни три мочалкой и мылом.
— Садитесь, сейчас будем пить чай, — хлопотала мать, явно смущённая появлением богатых родственников. — Вот печенье, вот конфеты.
Она поставила на стол пластиковую вазочку с окостенелой карамелью.
— Тётя Оксана, — вежливо подал голос Рафаэль, — мама на диете, а я весь день за рулём. Вы не покормите меня чем-нибудь посущественней?
Такого глубокого и приятного тембра Надя ни разу не слышала. По телу побежали мурашки. Она вспыхнула и опустила голову над столом.
— Конечно, сейчас супу налью, — метнулась мама. — Вкусный, вчера варила, на куриных шейках…
— Рафик, а не
— Ладно, — ответил он и поднялся из-за стола. — Как тебя зовут, сестрёнка?
Он явно обращался к ней, а не Любаше. Видимо, не хотел идти с беременной по деревне.
— Н-Надя…
— Пойдём, Надежда, покажешь, где у вас «Азбука вкуса».
Он фамильярно приобнял её за плечи и вывел на улицу. Надя передвигала ноги, словно механическая кукла. От близости этого мужчины — то есть, двоюродного брата! — она как будто разучилась ходить. Он действовал на неё опьяняюще.
— На машине поедем или пойдём пешком? — спросил Рафаэль.
— В Коробельцах есть «Пятёрочка», но она уже закрылась, — сказала Надя. — А до «Юшкиных продуктов» можно дойти пешком — это через две улицы около автобусной станции. А «Азбуки вкуса» у нас нет.
— Я знаю, что нет, — серьёзно ответил Рафаэль. — Извини, я пошутил. У меня вообще своеобразное чувство юмора: со стороны может показаться, что я ехидничаю, но на самом деле это неуверенность в себе.
— Неуверенность? — удивилась Надя. — У тебя? Не может быть!
Они вышли на пыльную дорогу и пошагали к центру Юшкино, где кроме станции и продуктового магазина располагались почта и фельдшерский пункт.
— Почему?
— Ну, ты такой… — начала Надя и замолчала, но Рафаэль понял, что она хотела сказать.
— А я думал, только в Москве судят по внешности.
— Ну что ты! Прости! Я не сужу тебя, просто ты выглядишь таким взрослым и уверенным в себе.
— Это всего лишь видимость. На самом деле я бедный студент, который живёт с родителями и с утра до вечера зубрит гражданское право.
Надя даже остановилась:
— А на кого ты учишься?
— На юриста.
— Ничего себе! Сложно, наверное? Тебе нравится? Когда ты решил, что хочешь стать юристом?
— Ого, сколько вопросов, — улыбнулся Рафаэль. — Но я ничего не решал. Это отец засунул меня на юридический. Он сам адвокат — и довольно успешный. Ему кажется, что это уважаемая и благородная профессия, а я считаю, что юриспруденция — продажная девка политики. Это слова Геббельса, не мои, — Рафаэль покосился на Надю.
Она знала, кто такой Геббельс, но цитату не поняла. Общение с Рафаэлем делало её глупой и рассеянной. Её внимание приковывали его губы, волосы и голубые глаза, смотревшие на неё с интересом и симпатией. Впервые она общалась с парнем так близко и откровенно. Она поняла лишь, что отец у Рафаэля был тираном и богачом.
— А если бы он не заставил тебя поступать на юридический, куда бы ты пошёл учиться? — спросила Надя. — Кем ты хотел стать?
Если бы у неё была возможность выбрать вуз, она бы без раздумий выбрала тот, где учат кроить и шить одежду. Не постельное бельё или ситцевые халаты, которые у неё заказывали клиентки из Юшкино, а настоящую дизайнерскую одежду. Ту, которая шьётся руками и душой, а не старой китайской машинкой с выпадающей шпулькой.
— Я бы хотел стать… — задумчиво сказал Рафаэль. — Впрочем, неважно. У меня нет выбора.