Пуговка для олигарха
Шрифт:
— Ах, не готов…
— Глеб, я умоляю, давай прекратим этот ненужный спор, — снова вмешалась тётя Поля. — Они оба совершили ошибку — молодые, горячие, глупые! Чего в жизни не бывает? Я отвела Надю к самому лучшему врачу, обо всём договорилась, заплатила денег — они всё сделают по высшему разряду! Не порти девочке будущее!
Он недобро прищурился:
— Считаешь, что ребёнком можно испортить будущее? Вот это новость.
— Дорогой, ты не понимаешь, о чём говоришь! Я по себе знаю, как сложно воспитывать ребёнка без поддержки. Это ад, я никому такого не пожелаю!
— Никто и не бросает
— Слишком рано…
— Ты сама родила в восемнадцать лет.
— Я не про это.
— А-а, — догадался Глеб, — слишком рано становиться бабушкой?
Тётя скривилась. Он усмехнулся:
— Мне тридцать пять — и я чувствую себя вполне зрелым, чтобы нянчить внуков. Уверен, ты тоже. Полина, ребёнок уже есть — мы не имеем права убивать его только потому, что Рафаэль не готов к отцовству. Это дикость и варварство! Этот ребёнок не испортит ничью жизнь — может быть, даже наоборот.
Он с таким пылом защищал её неродившегося ребёнка, что невозможно было удержаться от слёз. При таких условиях — остаться здесь, жить на всём готовом, не испытывать ни в чём нужды, — она бы родила малыша. Эта простая мысль заставила её заплакать. Как обычно, всё упиралось в деньги, жильё и поддержку близких людей. Судьба её ребёнка зависела от этого.
Тётя Поля нервно ломала пальцы.
— Ты не понимаешь. Это невозможно.
Рафаэль стоял столбом посреди гостиной.
— Надя, что ты думаешь? — спросил Глеб. — Если мы поможем тебе…
— Глеб! — перебила тётя Поля. — Это невозможно! Не спрашивай, просто поверь! Она должна избавиться от ребёнка! Должна!
Глеб шагнул к столу и тяжело опустился на стул. Потёр пальцами переносицу. Подвигал по мраморной столешнице телефон и видеорегистратор, словно они были пешками в призрачной шахматной игре.
— Ты просила о снисхождении к сыну, — напомнил он. — Ты сказала, что у мальчика будет целая жизнь, чтобы осознать свою вину.
— Да.
— Видишь ли, Полина, если я подпишу мировое соглашение, — это будет считаться сокрытием или искажением информации о совершённом преступлении. За это не просто лишают адвокатской практики — за это сажают в тюрьму.
— Я знаю, дорогой.
— Знаешь и просишь нарушить закон?
— Не ради себя.
Он невесело усмехнулся.
— Ты плохо меня изучила, если рассчитывала, что я соглашусь. Я бы никогда не пошёл на это. Мне жаль, но завтра я сделаю заявление, что за рулём находился Рафаэль, и предоставлю полиции доказательства. Это мой долг.
— Кровосос! — воскликнул Рафаэль. — Сколько крови ты выпил из меня и матери? Тебе всё мало? Теперь ты хочешь нас уничтожить?
Услышав эти слова, тётя пошатнулась и побледнела, а Глеб продолжил бесцветным голосом:
— Но если Рафаэль возьмёт на себя обязательства перед Надей и начнёт осознавать вину прямо сейчас, я подумаю над твоим предложением. Возможно,
— Что?! — заорал Рафаэль во весь голос. — Ради этой сикушки ты готов совершить преступление, а ради меня — нет? По-твоему, так поступают отцы с сыновьями? Да лучше никакого отца не иметь, чем такого тирана, как ты! Что я вообще видел от тебя хорошего? Что ты мне дал в этой жизни? Ты никогда меня не защищал, но постоянно чего-то требовал: указывал как жить, где учиться, с кем дружить. Я был тебе не сыном, а комнатной собачкой. Глупой и непослушной комнатной собачкой!
Он орал гневные несправедливые слова и заводился от них ещё сильнее.
— Хватит ругаться, — сказала тётя Поля, — это бессмысленно. Надя должна сделать аборт не потому, что Рафаэль не готов стать отцом. И не потому, что не потянет ребёнка, — в конце концов, у неё есть жених, вполне обеспеченный молодой человек. Дело в другом.
Все посмотрели на неё. Она несколько раз глубоко вздохнула, словно запыхалась от долгого бега, и выпалила:
— Рафаэль и Надя — единокровные брат и сестра. У меня был роман с Андреем Сорокиным незадолго до его свадьбы. Я сходила по нему с ума и сбежала из Юшкино, когда он женился на Оксанке. Я не знала, что беременна, а когда узнала, то было поздно идти к врачу. И вернуться домой я не могла! С ребёнком от мужа сестры — меня бы все возненавидели! После родов я позвонила Андрею, но он не поверил, что у нас родился сын. Сказал, что ему плевать. Вот моя история.
В комнате стало тихо. Надя разглядывала Рафаэля, с ужасом угадывая знакомые черты: кудрявые волосы, пухлые губы, высокий рост. Отец был красивым мужчиной в молодости. Рафаэль с не меньшим ужасом разглядывал её. Видимо, для него это тоже было шокирующей новостью.
— Поэтому Надя должна прервать беременность, — твёрдо продолжила тётя. — Родить урода от кровосмесительной связи — это жирный крест на будущем всех нас. Теперь ты понимаешь? — обратилась она к мужу. — Ты не имеешь морального права заставлять Надю рожать. И не имеешь права требовать от Рафаэля, чтобы он воспитывал этого несчастного ребёнка.
Глеб выглядел ошарашенным. Негнущимися пальцами он развязал галстук и расстегнул три пуговицы на рубашке. Сглотнул.
— Полина, у меня только один вопрос: как ты это допустила? Почему не остановила Рафаэля?
Но она уже смотрела на сына, который казался ожившим трупом, — настолько серым и мертвенным было его лицо.
— Мамуля, почему ты меня не предупредила? — сдавленно спросил Рафаэль. — Я же доверял тебе, я же хотел помочь. Если бы я знал, что Надя… Ты использовала меня втёмную? Как ты могла?
Он сыпал упрёками и пятился к двери, ведущей в гараж.
— Сынок, послушай! Всё это не имеет значения, ведь ты не сделал ничего плохого, — она кралась к сыну, как охотник к пугливой добыче. — Твой отец — Глеб, а не Андрей. Ты не обязан заботиться о сёстрах, они тебе никто. Важны только мы с тобой — ты и я.
На глазах Рафаэля заблестели слёзы. Рот искривился в горькой ухмылке:
— Как же я вас всех ненавижу! Мать — лживая интриганка, отец — идейный стукач. И даже биологический отец — деревенское чмо, переспавшее с сестрой невесты перед свадьбой. Как вы меня все задолбали!