Пулеметчик
Шрифт:
— А вот, господин инженер, с Василичем, на рысаке! — окликнул меня наш “придворный” извозчик, всегда стоявший со своей пролеткой на углу Знаменского. Был он, так сказать, интеллигентным лихачом — отлично выезженный красавец-вороной, чистый и аккуратно выкрашенный исправный экипаж с фартуками, незаношенный кафтан с подбоем, хоть сегодня на полицейский смотр для получения номерных знаков. Да-да, техосмотр не в ГАИ придумали, а задолго до. В отличие от московских лихачей, возивших оборзевших купчиков и давивших прохожих почем зря, Василич ездил степенно и потому чистая публика, обитатели домов
Предложение прокатиться было своего рода ежедневным ритуалом и приветствием — я предпочитал всюду ходить пешком, но сегодня с утра накрапывало, намечалась гроза и я неожиданно согласился.
— А поехали! На Собачью площадку. Никанорыч, чего зря под дождем стоять — зайди в швейцарскую, — я указал на наш подъезд, за дверьми которого маячил привратник.
— Не извольте беспокоится, Михал Дмитрич, служба-с, — козырнул полицейский, но явно был мне благодарен.
Василич поднял верх у пролетки, дождался, пока я усядусь на сиденья красной кожи, слегка хлестнул вороного вожжами по крупу и тронул. Застучали подковы, зашуршали резиновые шины, потекли мимо переулки и бульвары. На спине Василича болтался на тонком ремешке номер — точно такой же, как и прибитый снаружи к коляске.
— Что ж так медленно, Василич?
— Так дождь, господин инженер, в дождь нам быстро нельзя, чтобы грязью людей не забрызгивать.
Так и доехали шагом на угол Собачьей и Борисоглебского, где под козырьком подъезда меня ждал в штатском недавно вернувшийся в Москву Болдырев. Мы расцеловались и переулком вышли к одному неприметному дому на Молчановке, к одной из конспиративных квартир.
— Итак, господа, позвольте обоюдно вас рекомендовать. Надворный советник Сергей Васильевич Зубатов, начальник Московского охранного отделения и есаул…
— Виноват, — прервал меня Болдырев, глядевший на Сергея с некоторым удивлением, — не есаул, войсковой старшина, с недавних пор.
— О, поздравляю! И войсковой старшина Лавр Максимович Болдырев, военно-учетный комитет.
Названные поклонились друг другу.
— Вы оба знаете мои прогнозы на грядущую войну с Японией, я даже думаю, что она начнется еще раньше, чем я предполагал, в первую очередь из-за ускорения строительства Транссиба — поезда уже ходят до Харбина, еще год и Сибирский путь будет завершен.
А познакомил я вас вот почему. Я уверен, что Япония, осознавая свою слабость на суше, будет стремиться вызвать внутренние беспорядки в России. И скорее всего, для этого будут использованы наши только что образованные социалистические партии, имеющие тягу к террору.
— Но причем тут я? — вскинулся Болдырев. — Указанные организации совсем не по военному ведомству!
— Безусловно, но для того, чтобы преодолеть их грызню, нужна некая внешняя сила и я вижу в этом качестве японский военный атташат, а это уже вполне ваша сфера, Лавр Максимович.
Зубатов с Болдыревым впервые взглянули друг на друга с интересом, а я продолжил.
— Главная проблема у социал-террористов — слабое финансирование. Полагаю,
— Простите, что?
Черт, опять анахронизм. До пятой колонны еще тридцать с хвостиком лет, а я снова ляпнул привычное мне слово.
— Ммм… это американский термин, обозначающий внутреннего врага, действующего в согласии с врагом внешним, военным. Так вот, за небольшие деньги можно организовать конференцию ультра-революционеров…
— Пожалуй, — нахмурился Зубатов, — снять помещение, свезти всех вместе… А учитывая, что все они сходятся на необходимости свержения самодержавия, подвигнуть их к выработке некоей общей позиции будет не так-то и сложно. Можно дать денег на закупку оружия…
Болдырев подтверждающе закивал и подхватил:
— И тут тоже расходы будут невелики, вся Европа перешла на магазинные винтовки и на складах скопилось множество однозарядок, которое некуда девать, их могут отдать за бесценок.
— Давайте прикинем, кто мог бы… — обхватил подбородок ладонью Зубатов. — Платформа “большевиков”, к которой принадлежит редакция “Правды” и ряд ее неуловимых агентов, вроде Соседа, Крамера или Никитича, конечно, сбила страсть к террору, но тем не менее, Боевая организация социалистов-революционеров, анархисты-безмотивники…
Это хорошо, что меня, Савинкова и Красина причислили к “неуловимым” (эх, где бы нам найти еще Ксанку и кто из нас Яшка-цыган?), хотя было не очень здорово, что наши клички быстро становятся известны охранке. Впрочем, для того клички и придумываются. Профессионалы тем временем нашли общий язык и мне оставалось только откланяться, оставив их обсуждать возможные направления работы. И это не могло не радовать — в реале взаимная координация между разными спецслужбами отсутствовала если не напрочь, то была пренебрежимо мала.
По дороге домой через арбатские переулки я погоревал, что нет никаких способов повлиять на флот, который нацеливается на противодействие десанту, в то время как японская программа кораблестроения ставит задачу господства на море — отчего русское морское командование допустило и ослабление Порт-Артурской эскадры и действовало с некоторой вялостью. Может, подсказать Болдыреву про угольные мины? Но черт его знает, как он отнесется к таким не джентльменским способам ведения войны, тут как раз расцвет всякого рода Гаагских да Женевских конвенций, господствует стремление к гуманизации военных действий… Или наших боевиков потренировать, на корабликах, которые будет перекупать Япония? Дело-то нехитрое — добыть тол, сформовать, обвалять в угольной пыли да подкинуть… Ладно, политика — искусство возможного, будем работать с тем, что есть.
Добравшись до дома, я заперся в кабинете и продолжил размышления, прикидывая, что я успел за пять лет.
Первое и главное — артельное движение растет, ширится и колосится. И это не только борьба с голодом, это попытка создания нового социального слоя. И попутно — выращивание нового потребителя, который потянет за собой и новую промышленность. Ага, альфа-версия НЭПа.
Далее не слишком заметное, но вполне успешное правозащитное движение. Студенты и молодые юристы вместо того, чтобы толкать возвышенные речи или идти в террористы, заняты под руководством группы Муравского обеспечением рабочего движения и “борьбой с царизмом в правовом поле” вообще.