Пули отливают из ненависти
Шрифт:
– Да какая охота с «пээмом»! – не выдержал Игорь. – Ты, прапор, нас-то за дураков не держи!
– Ничего не знаю, – гнул свое Дубинин. – Не было никаких пистолетов. Никому я ничего не продавал.
– Макар Александрович… – начал увещевающе Лунев.
Игорь не слушал, о чем говорит приятель. Отошел в дальний угол кабинета, присел на стул.
Впервые с того момента, как он начал работу по Дубинину, Михайлов испытал сомнения. Авантюра, чистой воды авантюра! Ну, кто сказал, что именно Дубинин продал засветившийся в деле пистолет?! И даже если продал, разве не мог покупателем быть кто-то, не причастный к убийствам? И разве не
Михайлов чувствовал, как покидает его уверенность в собственной правоте. Они задержали прапорщика, однако преступник – стрелок – не стал ближе. И вряд ли станет… Прапор будет молчать – рассказывать о продаже оружия не в его интересах. Никаких доказательств, кроме косвенных, у них нет. Завтра-послезавтра дело в отношении Дубинина будет передано в военную прокуратуру, и там его быстренько похерят. А неизвестный убийца в это время отметится еще одним трупом… И этот труп будет на совести Михайлова. Именно он допустил ошибку. Именно он направил следствие по ложному пути, куда-то в сторону, отвлек от первоочередных, насущных задач. Значит, ему это и исправлять… Как? А вот этого оперативник и сам не знал. И вот это ощущение собственной несуразности, неполноценности выводило из себя больше всего.
Игорь бросил взгляд в сторону Лунева. Тот продолжал разговаривать с Дубининым. Хотя… Разговором это назвать сложно. Скорее, монолог. Говорил один Лунев, а прапорщик все так же упрямо смотрел на носки своих кроссовок. Плевать ему на все увещевания. Таких, как он, надо только ломать. Причем ломать жестко…
Игорь кончиками пальцев потер виски – голова была тяжелой. Сказалось недосыпание и постоянное нервное напряжение последних дней. Как расколоть Дубинина?.. Усталый мозг отказывался искать ответ на этот вопрос. Мелькало иногда словечко «бить». Но колотить по этакой туше… Это ведь только руки себе отбивать.
Поднявшись с места, Михайлов подошел к столу. Хлопнул ладонью по столешнице, привлекая к себе внимание – Лунев замолчал на полуслове и выжидающе уставился на приятеля.
– Хорошо, охотник, – спокойно начал Игорь, обращаясь к прапорщику. – Будем считать, что мы тебе поверили. Патроны – не такой уж большой криминал для военного человека. Поэтому мы тебя отпустим. Прямо сейчас…
Впервые с начала разговора Дубинин поднял голову. Какое-то время опер и преступник глядели в глаза друг другу. Во взгляде прапорщика Михайлов увидел надежду, недоверие и… Испуг. Упрямец понял, что оперативник что-то придумал, какую-то очередную гадость. И вот это его пугало. «Не такой уж он и толстокожий…» – удовлетворенно отметил про себя Игорь. И продолжил:
– Будем считать, что мы ошиблись. Но тогда нам придется отпустить и тех, кто приходил к тебе в гости… У нас нет оснований их держать. А их интересует ответ на тот же самый вопрос. И когда мы их будем отпускать… Я лично им скажу, что мы от тебя ничего не добились. Что ты не пожелал с нами разговаривать. И намекну, что ты, Макар Александрович, больше не можешь рассчитывать на нашу защиту…
Дубинин тяжело вздохнул и вновь опустил голову. Но Игорю уже было на это наплевать. Он знал, что его слышат, он поймал кураж, каждое слово звучало весомо и уверенно, не оставляя собеседнику никаких сомнений – этот длинный опер сделает все, как обещает. А что касается «бить»… Не всегда можно и нужно наносить удары руками и ногами. Иногда для этого достаточно просто слов. Но слова иной раз бьют намного чувствительней, чем кулаки…
– А вот теперь подумай, Макар Александрович, – продолжал «запрессовывать» подозреваемого Игорь. – Сумеешь ли ты сам, без нашей помощи, защитить свой дом? Свою жену? Своего сына?
Дубинин никак не отреагировал на эти слова. Бандитов он не боялся. Но ведь был, был страх! Так чего же может опасаться упрямый прапорщик?
– Даже не от бандитов, – внезапно осенило Игоря. – От того человека, в руках которого сейчас твой пистолет… Ведь теперь ты – свидетель. Опасный свидетель. И не только ты. И жена твоя, и сын – он ведь уберет всех. Для него сейчас это вопрос жизни и смерти…
И вот тут Игорь увидел – проняло. Дернулись плечи и голова, на лбу выступили капельки пота, хотя в кабинете Лунева было не жарко.
«Есть!» – подумал Михайлов. И продолжил, уверенно, весомо роняя слова:
– На нем уже столько, что трупом больше, трупом меньше… А знаешь его только ты. И если он уберет тебя, сразу же «отскакивают» и бандиты, и мы…
Почему он сказал «знаешь»? Откуда вдруг возникла такая уверенность?.. Наверное, интуиция подсказала нужное в данный момент слово. Та самая интуиция, что превращает рядового государственного служащего в яркого, талантливого сыщика.
– Решать тебе, – Игорь выпрямился, развел руками. – Но только, Макар Александрович, я хочу, чтобы ты знал – сейчас не мы, а ты решаешь не только свою судьбу, но и судьбу своей семьи. Всё в твоих руках…
Прапорщик откинулся на спинку стула, запрокинул голову назад, прикрыл глаза. Сейчас на его лице была написана нечеловеческая мука. Вроде как он испытывал жестокую боль…
2
Макар не мог не признать правоты разговаривавшего с ним опера. Еще в последний визит Глеба, когда он приехал рассчитаться, мелькнуло что-то такое… Что-то не совсем уже человеческое в его глазах. Уже тогда Дубинин чувствовал себя и – прав, прав мент! – своих близких в смертельной опасности. Потому-то и играл лучшего друга, своего парня, надежного и проверенного. В тот раз это сработало.
Однако он и сам прекрасно понимал – в другой раз может не сработать. И тогда… А вот о том, что будет тогда, Дубинину и подумать страшно было. Его семья, его сын, ставший смыслом его существования… И – озверевший от вкуса крови бандит.
Конечно, он сам кое-чем обязан Глебу. Ну, хотя бы тому, что тот не сдал его тогда, когда впервые попал под суд. Промолчал, не назвал источник получения оружия. Вот только это вовсе не сделало их друзьями на всю оставшуюся жизнь. И, опять же, обязан он сам, Макар Дубинин. А вот Глеб ему ничего не должен… Да и вряд ли его остановили какие-нибудь личные привязанности и симпатии. Такие, как Кожухов, в своих действиях руководствуются только соображениями целесообразности.
Правда, если сдать Кожухова, то Макар сдаст и себя самого. Подтвердит факт хищения и продажи боевого оружия. Но тут уж приходится выбирать меньшее из двух зол. Либо садиться самому, либо подставлять под удар всех своих близких. Других вариантов просто нет…
3
Дубинин продолжал сидеть все в той же позиции – корпус прямой, голова откинута далеко назад, глаза прикрыты. Казалось, что прапорщик, которому надоели бессмысленные разговоры, просто взял и уснул.