Пульс холода
Шрифт:
– Для себя три раза, сынок. Ещё четыре для того, что аршинными буквами здесь написано, – он постучал мне по лбу грязным пальцем. – Гордыня!
И отпустил. Яркий свет ударил в глаза. Отчаянно жмурясь, я ухватился за поручни на крыльце. Пообвыкнув и отдышавшись, я огляделся. Женщины из нашей группы зашли внутрь. Незнакомца тоже не было.
– А где тот, что полез первым? – спросил я у Виктора, бортмеханика с «Тензора».
– Не знаю… Кто-то вроде авиетку видел.
Совсем интересно. Прилететь на Телег, чтобы нырнуть в колодец? Да, легенды о здешних исцелениях ходят уже и по Союзу, но разве
Только умей получать эту радость – например, не прячься в трюм от грозы (даже такой сумасшедшей, как вчера), если можно залезть в прохладную чистую воду. И тогда от тебя не скроется похожая на белую нитку чёткая грань меж пухлыми тучами, а облака под ними представятся гигантскими клубами пыли, что поднимают мчащиеся всадники, ещё скрытые горами! А затем над противоположным берегом ты увидишь радугу! Стоя на залитых золотым сиянием скалах, она словно отрежет кусок небосвода, добавив ему с десяток альбедо.
Да, если побывал где-то один раз, это не значит, что ты всё видел…
– Хватит мечтать, Радко! – толкнул меня в бок Виктор. – Пошли к кораблю.
На берег мы спустились по дальней от водопада тропе – поток выстреливает столько брызг, что не нужно купаться, чтобы промокнуть до нитки.
Водная гладь озера, без малейшей рябинки, сегодня просто идеально подходила для «блинчиков». И камешки были что надо, ровные и плоские, как на подбор – с ними регулярно удавалось «испечь» десяток или дюжину, а один раз я сбился со счёта после двадцатого отскока. Когда вернулись женщины, мне попался интересный камень с аккуратным отверстием посередине – на моей родной планете такие называли «богом ящериц» и считали приносящим удачу.
Запихнув находку в рюкзак, я бегом забрался на уткнувшийся носом в гальку корабль. В путь! Курс на главную пристань!
Величие Телега захватывает с первого раза и навсегда, но с трудом поддаётся восприятию. Озеро словно издевается над глазомером. Горы и скалы, нависшие над водной скатертью, кажутся невысокими, и лишь в бинокль видно, что зелёная поросль на склонах не чахлый кустарник, а могучие деревья.
Наш причал там, где Телег поворачивает сразу на восемь румбов. Отсюда можно увидеть оба конца озера – до одного двадцать пять миль, до другого – тринадцать. Этакая огромная буква Г, начертанная линией в двадцать кабельтовых толщиной.
С группой я попрощался ещё на борту – они остаются на ночь, а мне нужно спешить. Как только опустили трап, я спрыгнул на берег и побежал к остановке.
Маршрутка, вся пыльная – только на заднем стекле протёрт квадрат для номера, – стояла с заведённым мотором. На Алекне большие запасы углеводородов, поэтому местные, не стесняясь, используют старинные двигатели внутреннего сгорания.
Ткано-перетканая, сшитая из лоскутов асфальта дорога знакома, как рубка «Энтара»: сейчас скала, здесь поворот, там подъём. Трасса идёт вдоль стремительной и мутной Каты, способной в половодье швырять восьмиместный рафт подобно куску пенопласта. Каждый вид вокруг исполнен магнетизма дикой и буйной красоты, за которыми так приятно следить с мягких удобных кресел, если бы не постоянная тряска на разболтанных рессорах.
Для очарованного
Большинство спутников выходят у Трёх Мостов, неподалёку и моя гостиница, но я еду до конечной, на Смотровую. Машина петляет по серпантину, грозно порыкивая на поворотах – и вот мы в полукилометре над городом, обрамлённым туманной дымкой на спинах горных хребтов.
Глядя с обрыва, трудно поверить, что вот эта ниточка – дорога, по которой ты только что ехал. Прямо под ногами бегут лёгкие игривые облачка, то открывая, то пряча изящные домики, роскошные парки и замки с ажурными башнями, словно перенесённые из древних земных сказок. Сверху всё кажется далеко-далеко, а внизу – два шага пройти. Только не заблудись на закрученных, как собачий хвост, улицах.
Ладно, пора в гостиницу, Павел, небось, уже матерится про себя. Сейчас посидим у Мостов, а завтра полезем на Кунгут, где несут вечную вахту облака, похожие на следы рифлёных десантных башмаков. Вот такое традиционное окончание отпуска…
В двери «Звёздной» я заскочил под вечер. Штурмана в холле не наблюдалось.
– Подскажите номер Павла Беркутова, пожалуйста, – спросил я на регистрации.
Портье скучающе изучил список постояльцев и равнодушно бросил:
– Павел Беркутов у нас не останавливался.
Странно. Транспорт уже семь часов как на планете – Космофлот не опаздывает.
– Чудеса. Тогда дайте ключ от триста первой и подключите ГИС.
Портье всё так же безучастно кивнул и протянул два пластиковых прямоугольника, раздвинув их словно игральные карты.
«Звёздная» вообще забавная гостиница. Обстановка в ней даже спартанцу может показаться неуютной. Кровать, стул, стол – дёшево и сердито. Зато вид из окна! Здание прилепилось к склону, и парадный вход находится на четвёртом этаже. Поэтому из моего номера видны не соседние дома, а горы на горизонте. И все Три Моста!
Кинув рюкзак на койку, я засунул ГИС-карточку в терминал. Неспешно, как и всё на этой планете, выехала клавиатура. Монитор, словно издеваясь, разгорался ещё дольше.
Спасибо, новостей двухнедельной давности нам не надо. Да и свежих не очень хочется – телевидение лишает сопричастности, уменьшая великое до мелкого прямоугольника экрана. Глобальная Информационная Система тем и хороша, что она глобальная, но о чём-то действительно важном сообщат капитану по экстренной связи.
Так, проверим в местных гостиницах… Секунда. Другая.
Штурмана нет.
Куда он делся-то, чертяка? Ладно, посмотрим пассажиров сегодняшнего транспорта.
И здесь нет!
Получается, завтра вместе с бортмехаником? Но это с другой стороны Конфедерации! Павел изменил планы на отпуск? На него не похоже.
Результаты запроса вдруг исчезли с монитора, вытесненные узким лицом мужчины в зрелых годах.
– Явился, наконец, – недовольно буркнул он вместо приветствия, прищурив глубоко посаженные зелёные глаза.