Пуля для следователя
Шрифт:
Народу в двухкомнатной квартире набилось битком. Тесно, душно. Через час начали расходиться. И Росляков, и Шаповалов, сказав по поминальному тосту, тоже собрались уходить. Вдова Артюхина, Елена, вышла в коридор проводить сослуживцев мужа. Они сказали, чтобы в случае любой надобности обращалась к ним за помощью, оставили свои координаты. Узнав, что Росляков работает в дежурной части, Елена сказала:
— А ведь это я вам тогда звонила и сообщила про убийство следователя. Будто случайно его увидела.
Они не сразу поняли, что речь идет о Юрии Поливанове. Тогда Елена рассказала, в каком угнетенном состоянии Вячеслав вернулся в тот вечер домой и заставил ее пойти позвонить из телефона-автомата в милицию.
На следующее утро у Шаповалова прихватило
Николай Михайлович лежал и вспоминал Артюхина. Есть все-таки люди — не винтики. Выполнял парень приказы командования как положено, а внутри все бурлило от негодования. Вот и сгорел. Шаповалову ли его не понять. Многое знает из тех непотребств, которые творятся у них в милиции, а молчит. Правда, от этого уже совсем невмоготу, того и жди, сорвешься. Сейчас он самому себе напоминает того сказочного мальчика, который владел монаршим секретом и кричал ночью в яму: «У царя Траяна ослиные уши». Человеку необходимо выговориться, излить душу, иначе она засохнет, погибнет. Если бы Шаповалов мог рассказать все, что ему известно о закулисных махинациях милиции, земля бы перевернулась.
А ведь шел-то он сюда за романтикой. Привлекали его борьба за справедливость — задержание бандитов, погони, стрельба. Конечно, тут без крови не обойдешься, но ведь должен же кто-то бороться со злом. Поначалу так и складывалось: были и погони, и задержания, и наказание порока, и триумфы по этому поводу. В Зеленодольске раньше тоже была нормальная обстановка. Она могла показаться рутинной. Однако, когда с приходом нового начальника УВД, Гордиенко, положение изменилось в худшую сторону, можно оценить прежнюю и считать ее нормальной. С появлением Гордиенко о романтике милицейских будней пришлось забыть. Теперь люди шли сюда работать только для решения своих проблем.
Всем милиционерам было известно любимое изречение Альберта Васильевича: «Если у кого нет судимости, это не его заслуга, а наша недоработка». С его легкой руки недоработки исправлялись очень быстро. В милиции наладили поточный метод производства уголовных дел. За считанные минуты любого человека могли превратить в преступника. Для Гордиенко важно было иметь хорошие показатели раскрываемости, на милицейском жаргоне их называют «палки». Фабрикация уголовных дел была сразу поставлена на поток. Сыщики регулярно хватали пьяниц, бомжей, приезжих и подкидывали им стандартный джентльменский набор: расточенный газовый пистолет, патроны, наркотики — и эти беззащитные, ни в чем неповинные люди шли под суд. Агенты Гордиенко сами сколачивали банды, провоцировали их на грабежи. Те отправлялись «на дело», а на месте преступления, в засаде, их уже поджидали отважные сыщики.
На шаповаловской душе тоже лежит страшный грех, он был послушной марионеткой в руках у начальства и редко проявлял недовольство. Так ведь Гордиенко быстро купил его с потрохами — сразу дал ему квартиру. С тех пор Шаповалов выполнял все его самые бредовые указания. Николаю Михайловичу приходилось самому задерживать подозрительных субъектов, у которых в сумках он находил патроны, пистолеты, пластит, электродетонаторы. Обычно этих людей подпаивал кто-нибудь из милицейских агентов, потом отходил якобы позвонить, оставив тому «на минутку» свою сумку. Правда, большинство уголовных дел, инициированных таким способом, позже прокуратурой было приостановлено. Однако к тому времени сыщики уже успевали с пафосной трескотней отчитаться об одержанных победах.
Нужно сказать, некоторые оперативники составляли такие нелепые протоколы, что задержанным потом даже не приходилось отказываться от своих показаний — следствие сразу отпускало их за отсутствием состава преступления. Да и как можно
Впервые Шаповалов испытал ненависть к начальнику УВД, когда оказался в его свите сопровождения на охоте. Альберт Васильевич вел себя как последний вандал. С кровожадными воплями он стрелял зверей направо и налево, не щадя ни самок, ни детенышей, повсеместно оставляя подранков. На егерей, наивно посчитавших, что они от милицейского начальника не зависят и обязаны следить за правилами охоты, обрушился поток грязной ругани. Даже эти не отягощенные ханжеским воспитанием мужики почувствовали смущение, словно выпускницы Смольного института при беспардонных выходках поручика Ржевского.
Однако все это были цветочки по сравнению с предпринимательской деятельностью начальника УВД. Деньги текли к нему рекой, превращаясь в квартиры в разных городах, дачи, антиквариат, иномарки, большая часть средств оседала в карманах его непутевого сына. Десятки фирм, магазинов, ресторанов, казино платили ему ежемесячную дань. Эту плату за спокойствие он сам же им и назначал. С коммерсантами встречался не таясь, прямо в служебном кабинете. Шаповалов мог точно назвать предприятия, которые крышует Гордиенко. Владельцы охотно соглашались на то, чтобы начальник УВД помогал их бизнесу, он же обращался с ними как с мусором. Взять хотя бы того же Дулепина, директора металлургического завода, вокруг которого развернулось столько трагедий. С января девяносто восьмого года он платил Альберту Васильевичу по тысяче долларов в месяц. Через полгода Гордиенко взял в долг у Дулепина двести тысяч «зеленых» — он строил дом в Ярославской области. А пришла пора возвращать долг, сказал, что его подкосил дефолт, все деньги сгорели в банке. Когда Дулепин надоел ему своими, кстати, вполне обоснованными требованиями, бравый полковник предложил бизнесмену оригинальный план: дескать, он вернет ему деньги, но не просто так. Он даст ему свои кровные в рост, то есть вложит их в производство, а набегающие проценты и станут его расплатой. Гендиректору завода позарез были нужны живые деньги, другого пути заполучить их он не видел и согласился на такие условия, не предвидя всего скрывавшегося в них поистине азиатского коварства. Зато Гордиенко уже знал, что они поменялись ролями: Евгений Трофимович из кредитора превратился в должника.
Когда проценты по гордиенковским деньгам погасили его долг, Дулепин надеялся, что Альберт Васильевич заберет свой вклад. Не тут-то было — хитрец оставил. Проценты он тоже не забирал, говорил, вкладывает их в производство. Получалось, Евгений Трофимович с каждым месяцем должен был ему все больше и больше, и это не считая отдельной статьи — платы за «крышу», которую Гордиенко постоянно повышал.
Легко представить, сколько наварил начальник УВД на мученике Дулепине! При этом следует помнить, что в заводской бизнес он вложил не свои деньги, а директорские.
Неизвестно, как долго продолжалась бы эта издевательская игра, только младшему Гордиенко, Анатолию, приспичило заполучить в свои руки металлургический завод. Вот тут папаша постарался всячески уменьшить заводские капиталы, забрав свои деньги. Акции ЗМЗ изрядно подешевели. Только потомственный металлург Дулепин по-прежнему держался за свое детище мертвой хваткой. Пришлось выламывать ему руки, а когда методы принуждения оказались бессильны, то убрать строптивца совсем.
Это произошло сравнительно недавно. А Николаю Михайловичу кажется, будто он целую вечность мается от известной ему тайны. Можно сказать, это не одна тайна — скопление секретов мафии. Тут убийство Дулепина, Консовского, Треногова, сына и отца Поливановых. Он знает подробности. Некоторые люди мечтают эти подробности скрыть, другие наоборот — узнать. Офицер Шаповалов хочет помочь последним. Поэтому сегодня ночью пойдет в лес, выроет огромную яму и прокричит туда: «У царя Траяна ослиные уши!»