Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Шрифт:
Поэтому, прибыв в королевский дворец Сан-Суси (Фридриху в нем оставили целых три комнаты), в коем должны были идти переговоры, Александр Иванович первым делом направился к брату. О чем совещались они, нам доподлинно неведомо, известно только, что Александр Иванович спешно вызвал к себе подполковника Валова и имел с ним длинную беседу. Петенька вышел от начальника озадаченный до чрезвычайности, задумчиво почесывая затылок. Погоревав немного, потому что подобных заданий он до сих пор не получал, подполковник послал своих верных сержантов за мастерами, строго наказав разыскать столяров, мастеровых по железу и иных до тонкого дела способных в самое короткое время. Ну, Германия не Россия, мастеровыми людьми всегда была богата, потому привели их к Петеньке заробевших. И то, помнили пруссаки походы русских конных отрядов!
Подполковник поглядел на них сурово, от чего у мастеров окончательно душа в пятки ушла, и обстоятельно изложил, что именно им сделать надлежит. Теперь пришла уже
Надо сказать, что господина подполковника сейчас занимали и другие мысли. Граф Александр Иванович перед отъездом из Петербурга настоятельно посоветовал ему побывать у княжны Шаховской, правда, при этом как-то нехорошо усмехнулся. Потом подумал немного, приказал подождать, а сам отправил слугу с каким-то поручением к графу Ивану Ивановичу. Словом, свежеиспеченный подполковник отправился с визитом, вооруженный письмом от его высокографского сиятельства.
В особняке Шаховских его встретили более чем странно, никто не обрадовался, а мажордом сразу провел в кабинет князя Михаила Ивановича. И только когда клокочущий злобой старик влетел туда, с треском захлопнув дверь, выяснилась тайна преужасная. Петенька перестарался, слишком жарким оказалось его последнее свидание с княжной, которое поставило юную невинную девицу в интересное положение. Сначала князь чуть не набросился на Петеньку с кулаками, но увидел подполковничьи эполеты – карьера изрядная, прочел письмо любимца императрицы и отмяк сердцем. А когда подполковник заявил, что единственная его пылкая мечта поскорее жениться на княжне Даше, успокоился окончательно и даже разрешил повидать ее, дабы объясниться окончательно. Сговорились свадьбу сыграть после возвращения жениха из Пруссии с мирной конференции, потому что сейчас невесте было бы неловко стоять под венцом.
Теперь братьям Шуваловым предстояло решить новую сложную задачу: каким-то образом оттереть канцлера Бестужева от ведения переговоров, что было не в пример сложнее, потому что он привез полномочия, конфирмованные самой государыней императрицей, а с такими бумагами спорить себе дороже выходит. Поэтому Александр Иванович предложил вывести его из игры негласно, воспользовавшись сведениями, каковые будут получены при помощи усовершенствований, сделанных во дворце. Петр Иванович поразмыслил и согласился. Вместе с Бестужевым прибыл граф Никита Панин, как бы для ведения переговоров, но зачем в действительности – никто сказать не мог. Зато все помнили, что он в свое время был куда как близок с малым двором наследника-цесаревича.
Перво-наперво по приезде Бестужев торжественно вручил графу Петру Ивановичу фельдмаршальский жезл. Это звание было пожаловано ему за успешные противу неприятеля действия и взятие столицы прусской. Остальные офицеры также не были оставлены монаршей милостью, вознагражден был и Петенька. Входя в личные обстоятельства подполковника и соболезнуя новорожденному сыну, императрица пожаловала ему триста душ неподалеку от деревеньки дядюшки Василия Петровича, каковая деревенька по смерти хозяина и за бездетством оного также должна была отойти Петеньке. В одночасье подполковник превратился если не в богатого, то во вполне состоятельного помещика. Кроме того, он был пожалован поручиком Преображенского лейб-гвардии полка, дабы поддержать честь рода дворянского. Таковые милости произвели на него впечатление ошеломительное, и он готов был за государыню-матушку любому горло порвать, не задумываясь. Самое же главное во всех этих милостях было то, что, похоже, смерть великого князя была окончательно забыта и никто более не собирался виновников разыскивать и взыскивать. Об этом же обмолвился мимоходом и граф Александр Иванович, добавив, что в розыске по сему делу было поймано чуть не полсотни разбойников, которые с дыбы и кнута все-таки не повинились, что было приписано особливому злодейству покусителей. По таковой причине все оные разбойники были приговорены к четвертованию, приговор был приведен в исполнение незамедлительно.
А пока что Петенька отправил своих сержантов бессменно дежурить в комнатенку по соседству с покоями Бестужева, из которой все было прекрасно видно и слышно. Таковые же комнатки имелись по соседству с покоями посла австрийского барона фон Колленбаха, посла саксонского барона фон Фрича, ну и, разумеется, рядом с покоями короля прусского. Но там расположились люди графа Александра Ивановича, с ним прибывшие. Опаски ради Петенька расставил часовых по всем коридорам как бы для бережения особ посольских, на самом же деле все часовые получили наистрожайший приказ: как только кто-либо из послов возжелает приватным порядком навестить другого, все такие визиты записывать скрупулезно со временем. Наблюдение, конечно, хорошо, но двойное наблюдение всегда лучше. Особо были предупреждены часовые, надзиравшие за покоями Бестужева, им вменялось незамедлительно сообщать подполковнику, причем граф Александр Иванович намекнул Валову, что не против сам послушать, о чем там канцлер Российской империи с послами шушукаться будет.
Прусским же представителям, кабинет-министру графу Финк фон Финкенштейну и советнику фон Герцбергу, велено было жить отдельно, встречаться с иными представителями им было запрещено, но к королю они имели доступ беспрепятственный. Граф Петр Иванович объяснил это просто: никто с Пруссией договариваться не собирается, победители просто продиктуют ей свои условия. А уж примет король Фридрих эти условия или решится подвергнуть свое королевство дальнейшим испытаниям – решать ему. Только новые условия окажутся не в пример жестче. Горе побежденным!
Хитроумный план сработал великолепно, потому что на второй же вечер к Бестужеву заявился австриец. Вызванный караулом Петенька не без интереса приник к секретному глазку, чтобы проследить, что же там будет происходить. Разговор состоялся самый что ни на есть интересный. Сначала австриец попенял канцлеру, что-де тот так и не направил русскую армию в Силезию на помощь графу Дауну. Бестужев вполне резонно ответил, что неважно, куда именно следовала русская армия, если достигнут конечный результат. Фон Коллебах вспылил и сорвался на крик. Канцлер получает ежегодную субсидию из Вены, но не оправдывает этих денег. На словах он учитывает интересы Австрии, но на деле никак не вмешивается в действия графа Шувалова, который словно хищный крокодил вознамерился проглотить всю Пруссию и уже откусил два огромных куска – Восточную Пруссию и Померанию. Это недопустимо! Тут уже взорвался Бестужев, который резко ответил, что дела прибалтийские Австрию никак не касаются. Россия не вмешивается в дела Силезии, поскольку никаких интересов там не имеет, равно как и Австрия никак с Прибалтикой не связана. После этого собеседники посидели, помолчали, надувшись, и продолжили разговор вполне мирно. Бестужев совершенно определенно пообещал настоять на передаче Силезии в австрийское владение при небольшом условии. Петенька в этот момент насторожился. Условие оказалось очень простым: двадцать тысяч талеров. Сначала фон Колленбах онемел, потом возмутился. На это Бестужев хитро улыбнулся и заявил, что половину суммы придется передать графу Шувалову, чтобы он не противился такому решению, ведь Петр Иванович известный ненавистник Австрии, однако ж его сребролюбие поможет устранить препятствие.
Услышав такой навет, Петенька даже вскинулся и собрался было вломиться в покои, чтобы обличить лжеца, но вовремя спохватился. Нельзя поддаваться неуместным чувствам, дело превыше всего, особенно такое деликатное дело. Поэтому он только покосился на сержантов, Василий старательно следил за беседой через второй глазок, но проку в том не было никакого. Лишь сейчас Петенька сообразил, что они с Александром Ивановичем допустили серьезную промашку. Разговор шел на немецком, который сам подполковник понимал с пятого на десятое, а уж о сержанте и речи не шло. Поэтому, когда они договорились о том, что деньги будут переданы через четыре дня, поскольку их еще нужно доставить в Потсдам, Петенька, слыша это, только усмехнулся. Понятно было, что деньги фон Колленбах привез, просто он надеется еще поторговаться с Бестужевым и сбить цену.
В общем, пошел подполковник докладывать Александру Ивановичу и каяться – с немецким они промахнулись. Но Шувалов только посмеялся и сказал, что все это мелочи, потому что ничего иного он, собственно, и не ждал. Однако все ведает один лишь Господь Бог, в чем Тайной канцелярии пришлось убедиться в тот же самый день. Сержанты Александра Ивановича, надзиравшие за пруссаками, сообщили, что граф Никита Панин тайно встречался с фон Финкенштейном. О чем переговоры велись, неведомо, потому что оба снова говорили по-немецки. Граф Александр Иванович буквально волосы на себе рвал от отчаяния: ну что стоило ему найти людей, языкам обученных?! Знал бы, куда падать, соломки бы подстелил. Кто же мог предполагать, что придется тайными делами не где-нибудь, а в самом Берлине заниматься?! Но что сделано, то сделано, уже не поправишь. Пришлось идти к брату советоваться. Александр Иванович охотно взял бы на себя все переговоры, но негоже начальнику Тайной канцелярии на первый план выходить, пусть лучше победоносный полководец продиктует условия мира. Однако ж Петр Иванович встретил его довольно спокойно.