Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Шрифт:
Петенька не знал, что ответить на сию возвышенную тираду, и потому предпочел лишь неопределенно хмыкнуть, как бы соглашаясь с графом. Александр Иванович испытующе посмотрел на него, а потом продолжил:
– Мы должны помнить, сколь высоки были добродетели римлян. Исполнительность армейская и сугубое повиновении почитались едва ли не превыше всего. Помнишь историю о том, как римский воевода Постумий Туберт казнил смертью собственного сына за то, что тот вступил в бой без приказа, хотя бы и одержал победу в том бою? Если бы наши офицеры и генералы так приказы исполняли, армия российская стала бы непобедимой. Но нет, каждый норовит войти в рассуждение о том,
Петенька вскочил и щелкнул каблуками, словно какой-то пруссак:
– Готов, ваше сиятельство!
– Любой приказ?
– Любой.
Александр Иванович снова умолк и побарабанил пальцами по столу, призадумался, решая, говорить или не говорить. Потом назидательно продолжил:
– В Риме каждый цезарь служил примером для своих подданных, но бывали случаи, когда сам цезарь поступал не по правде и нарушал законы… – Он снова замялся. – Ты помнишь, как кончил безумный Калигула? И как завершилось правление Коммода? Как говорили римляне: Dura lex, sed lex. Закон суров, но он закон. Закон превыше всего.
– К чему вы это, ваше сиятельство?
– К тому, что мы не должны более терпеть бесчинства голштинцев. Пора поставить их на место, внушить им уважением к законам империи.
– Однако они пользуются особым покровительством наследника. Они же его преторианцы, если так можно сказать.
– Однако император Траян, коего сами римляне называли Наилучшим Императором, беспощадно расправился с преторианцами, повинными в противугосударственных умышлениях. Мы, Тайная канцелярия, также должны способствовать исполнению законов, хотя делать это иногда приходится неявно.
– Готов, ваше сиятельство! – энтузиастически подхватил Петенька, уже представивший себе, как он рассчитывается с голштинскими офицерами.
– Но вы сами понимаете, как говорят те же голштинцы, «Was wissen zwei, wisst Schwein», – хохотнул Шувалов, хотя глаза его в этот миг заледенели. – То, о чем мы говорим, не должно идти дальше. Когда я говорю «голштинцы», то речь идет не только о всяких там лейтенантах. – Он скривился: – Конечно, даже маленькая гадина ядовита, но есть еще и большие. Как вы думаете, что ждет Россию, когда на престол взойдет Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский?
Вот здесь Петенька слегка ошалел. То, что ему предлагал граф Шувалов, было не более и не менее, как государственной изменой. Александр Иванович достаточно недвусмысленно намекал на перемены в системе престолонаследия. Поэтому он в ответ предпочел процитировать:
– Всякое злоумышление и преступное действие против жизни, здравия и чести Государя Императора…
– Хватит! – перебил его Шувалов. – Ты должен понимать, что это будет гибель России, которая превратится в прусское подворье. Голштинцы что, голштинцы вздор. Он всех нас поставит на службу королю Фридриху! Вот это будет уже настоящая катастрофа! Мы должны сделать все, чтобы спасти империю от этой напасти.
– То есть вы предлагаете…
– Сделать так, чтобы наследник не смог взойти на престол. Государыня-матушка плоха здоровьем, и вот-вот может случиться непоправимое. Что тогда сделает этот голштинец? Заключит мир с Фридрихом? Отдаст назад все завоеванное? Ты сам сегодня слышал! Или, что хуже, заставит русскую армию сражаться на стороне короля прусского? Я не знаю! Но любой его выбор принесет России вред, если не гибель! И дело Тайной канцелярии предотвратить это. Не говоря уже о том, что у тебя есть и свой интерес. – Граф скривился: – Тебе ведь нужно спасать свою голову.
Все это было вполне понятно, поэтому Петенька не стал спорить. Он лишь спросил:
– И как все это надлежит исполнить?
– Через два дня будет устроена большая охота для наследника. Он не слишком любит такие забавы, поэтому свита будет небольшая. Кроме того, насколько я знаю, его голштинские прислужники собираются устроить сюрприз своему господину. Какой именно, ты увидишь сам, он тебя порадует.
– Откуда вы все это знаете? – спросил Петенька.
– Тайная канцелярия знает все и немного больше, – надменно ответил Шувалов. – Но ладно. Ты докладывал, что привез с Урала некоего человека, который предан тебе душой и телом. Можешь ты на него положиться?
– Он жаждет возвращения доброго имени и потому готов на все!
С утра подмораживало, хотя и не слишком. Однако Северьян позевывал и недовольно кривился, он не привык к армейской дисциплине и ранним подъемам. Петенька тоже пребывал в далеко не лучшем настроении. После разговора с графом Александром Ивановичем он долго думал, кого следует взять с собой. Ясно было, что многих людей в тайное дело посвящать нельзя, но в то же самое время сумеют ли справиться они вдвоем? Он верил Александру Ивановичу, заявившему, что большой свиты при наследнике не будет, но даже малая свита все-таки не два человека. Значит, придется стрелять из засады, а ведь это противно дворянской чести. Хотя какая там честь в Тайной канцелярии. Зато есть другое слово: «Нужно!» Каждый служит России по-своему, потом сочтемся, чья служба полезнее.
Но вот Северьян… Ведь не каждый решится руку поднять на наследника-цесаревича. Для самого Петеньки обратной дороги нет, это он понимал совершенно ясно, великий князь никогда ему не простит захвата в плен Фридриха. Оставалось лишь гадать: просто голову отрубят или четвертуют. Взбешенный Карл Петер Ульрих способен на все, поэтому выбора не оставалось, здесь граф Шувалов совершенно прав. Петенька не только Россию спасает от засилия голштинского, но и собственную шкуру. Хотя Северьяну тоже обратной дороги нет, он тоже в голштинской крови по уши измазан, потому отступать не будет, не простят ему исчезновения подсылов на Урале, если только прознают. Ну и, конечно, как вспомнить ту непроглядную черноту, которая в глазах Северьяна иногда проступает, так по спине мороз продирает. Петенька непроизвольно поежился. Нет, со всех сторон подходящий человек… все, что прикажут, исполнит в наилучшем виде, не задумываясь над приказом. Иногда Петеньке начинало казаться, что Северьян и не человек уже, а хорошо отлаженный гомункуль с палаческим топором в руках. Или все-таки человек? Но эта проклятая чернота во взоре, которая, по слухам, только выходцам из-под земли свойственна. Короче, временами Петеньку серьезные сомнения на сей счет одолевали. Однако ж Тайная канцелярия не имеет права сомневаться, и если потребуется, то любого обязана использовать для выгоды государственной. Чистый – нечистый, не в том суть!
Ладно Северьян, так ведь и сам Петенька превращается в преступника государственного. Они с графом Шуваловым будут повязаны одной веревочкой, но ведь ровней они так никогда и не станут. У графа свои дороги, у него свои. В общем, вызвал он накануне вечером Северьяна к себе для важного разговора, но начинать пришлось издалека. Поставил чарочку, о том о сем поболтали, но, деться некуда, пришлось к приступать к делу. Помолчал Петенька и спросил со всей серьезностью:
– Северьян Кондратьич, помнишь ты наш уральский вояж?