Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)
Шрифт:
Кто-то постучал.
— Давай, заходи! — крикнул генерал.
Вошел осанистый высокий полковник. В руках красная кожаная папочка.
— Ну? — строго сказал генерал.
Полковник вытащил из папки пачку фотографий каких-то текстов, передал Волчанову.
Тот просмотрел пару листов и нахмурился.
— Это все?
— Все, что он написал до вчерашнего дня, — четко ответил полковник. — Но его знакомый писатель Грибанин — он там же живет — говорит, что Саплухов работает до двух ночи каждый день и даже по воскресеньям…
— Да, — Волчанов постучал
— Исходя из серьезности ситуации… — начал размышлять вслух полковник, — думаю, необходимо их изолировать.
— Кого «их»?
— Гражданина Саплухова и попугая. Ведь если пронюхает вражеская разведка… и вообще позор, что птица слова гимна написала. Гимн первой социалистической страны…
Волчанов тяжело вздохнул. Посмотрел пристально на стоявшего перед ним полковника. Потом сказал: «Садись» — и указал взглядом на стул для посетителей.
— Давай рассуждать, учитывая все детали, — Волчанов заговорил уже более спокойным голосом. — Товарищ Саплухов — доктор наук, серьезный ученый, сын члена ЦК. Как мы его можем изолировать?
Полковник пожал плечами.
— Нет, — выдохнул генерал. — Давай, думай, ты же мой заместитель! Привыкай!
— Может, переориентировать его на научные исследования Полярного Севера?
— Он же филолог, — проговорил Волчанов. — Хотя, конечно, можно заинтересовать его литературой северных народов… Это, в общем-то, идея. А попугая у него заберем…
— А куда попугая, товарищ генерал-лейтенант?
Волчанов хитровато улыбнулся и ткнул указательным пальцем вниз.
— Куда? — не понял полковник.
Волчанов еще раз ткнул пальцем вниз и добавил:
— В хорошие руки!.. Ну ладно, иди. Я сам приму решение!
Полковник облегченно вздохнул, поднялся и, дружески кивнув на прощанье, вышел из кабинета.
Волчанов, оставшись один, прочитал внимательно все листы фотокопий.
Потом достал из сейфа картонную папку с грифом «Совершенно секретно». Раскрыл. Вытащил несколько отпечатанных страничек.
— Что там писали урку-емцы? — прошептал он сам себе, пробегая уставшим прищуренным взглядом напечатанные строчки. — Так, так… ага! «Счастье придет в зимнюю страну после того, как ею перестанет править птица».
Оторвав взгляд от листа, Волчанов уперся локтями в поверхность стола и закрыл лицо ладонями.
— Птица… — прошептал он. — Хм… птица… Ну да!
Посидев так с полчаса, он сложил и фотокопии, и отпечатанные страницы в ту же папку с грифом, закрыл ее в сейфе и посмотрел на часы.
Было двенадцать минут восьмого.
Глава 49
Москва встретила Добрынина настоящим холодом. Под ногами хрустел снег. Мела метель по заснеженным улицам. Люди спешили, закутанные с ног до головы, в рукавицах, валенках и шарфах.
Народного контролера встретила на вокзале машина. Привезла в Кремль.
— Ну здравствуй! — Волчанов распахнул объятия своему замерзшему товарищу, когда тот зашел в сопровождении встречавшего его офицера в уже отремонтированный
Обнялись, по спине друг друга похлопали.
— Давай, снимай шинель и будем чай пить. Я тебя сейчас отогрею! — говорил генерал Волчанов. — А может, по сто грамм с холода?
Добрынин радостно улыбнулся.
— Давай я чуть-чуть в шинели посижу, — попросил он.
— Ладно!
Уселись. Волчанов в свое кресло, а Добрынин на стул по другую сторону освобожденного от бумаг стола.
— Меркулов, чай сделай, пожалуйста! — обратился генерал ко все еще стоявшему в дверях офицеру. Меркулов ушел.
— Ну, Паша, молодец! — говорил Волчанов. — Просто молодец! Видишь: поехал ты, поработал — и сразу успех!.. Тут просили тебе передать премию, — генерал залез в верхний ящик стола, вытащил оттуда плотный конверт. — И еще, если хочешь, путевка есть бесплатная на Черное море, в Батумский санаторий. Не сейчас, конечно, на летний период. А?
Добрынин подумал чуток. Потом сказал:
— Да нет, не надо. Что я там на море делать буду?
— Ну не хочешь, и ладно, только смотри, не забудь себе что-нибудь на премию купить, а то я тебя знаю, — Волчанов хитровато улыбнулся. — Вот пальто тебе надо, да и вообще одежды купи — ведь к дочери поедешь, в Киев. Подарков купи каких-нибудь. Тут в Москве много такого, чего в других городах не купишь!
Офицер Меркулов принес чай на подносе. Сразу вспомнилось народному контролеру далекое прошлое, когда вот так же приносили чай в кабинет Тверина, и к Волчанову, когда тот еще старшим лейтенантом был.
— Ну иди, отдыхай! — генерал по-отечески выпроводил Меркулова из кабинета.
— Трудно было? — спросил он, глядя прямо в глаза Добрынину.
— Нет, — ответил Добрынин. — Не трудно.
— Ну вот, видишь, — генерал улыбнулся. — Теперь, должно быть, на отдых, на пенсию… да ты ее, пенсии, не бойся, я тебя, если надо будет, и с пенсии вызову! Есть такие дела, которые можно поручать только людям нашего поколения… Да, знаешь, тут я недавно медобследование специальное проходил в кремлевской больнице… Наша наука далеко ушла! Они мне по нескольким анализам и кардиограмме сказали точно день, месяц и год смерти. Я даже записал — интересно ведь. Двадцать третье апреля 1996 года, а! Видишь, сколько мне еще жить! Но я, конечно, хоть и верю в науку, но завещание уже составил. Мало ли что может случиться? Может, убьют…
Добрынин слушал своего старинного товарища и думал о том, как изменился Волчанов, как постарел. И совсем по-стариковски разговорчивым стал. Тоже вот о смерти заговорил — точь-в-точь такие же мысли и у Добрынина были и бывают. Видно, это с годами приходит. С годами приходит и со смертью уходит.
— А ты завещание составил? — поинтересовался генерал.
— Нет, — сказал Добрынин. — У меня-то ничего и нет, нечего завещать.
— Ну у меня тоже ничего такого нет, — Волчанов улыбнулся. — Я просто написал, чтобы похоронили меня с салютом рядом с матерью. Вот и все. Ну еще добавил, что личные вещи могут в музей передать…