Пуля ставит точку
Шрифт:
Загорелся зеленый.
А мозг его словно хотел доказать, что такие обрывки воспоминаний бессознательно сигнализируют, что именно отвращает его от мысли о купании с утра пораньше: запах. Мистер и миссис Дикерсон были как раз того возраста и телосложения, которые способствуют исключительной заботе о своем пищеварении. Весомые доказательства этого хранил подоконник в ванной, полочка над раковиной и конечно домашняя аптечка. Там были пачки таблеток, порошков и прочих лекарств, суливших все, что угодно — от умеренного расслабления до спасения от самых крайних случаев. Хозяева относились к их потреблению как созданного элексира жизни и практиковались в их потреблении в самых смелых сочетаниях. К несчастью, испытательная установка тоже находилась в ванной. И никакие кружевные салфетки на его крышке не в силах были этот факт утаить даже через полдня. По крайней мере, не при заколоченном окне.
И после всего, что пережил сегодня Крамер, это было для него уже слишком. Нервное напряжение чуть ослабло, как бывает, когда человек среди пустых бутылок вдруг обнаружит полную: он вспомнил, что сегодня четверг — и что у вдовы Фурье по четвергам выходной. Тогда он свернул на первом же перекрестке налево и загнал машину на подземную стоянку.
После двух звонков вдова открыла ему, немного заспанная, в домашнем халатике.
— Где дети?
— Где-то гуляют с Элизабет.
— С кем?
— С моей новой черной служанкой. Ее нашла мне Соня — и такую чистоплотную… Крамер устало усмехнулся.
— Проходи, Тромпи, а то меня увидят.
Войдя внутрь, он оперся о дверь, щелчок замка резанул его по нервам. Вдова ушла в спальню. Когда заметила, что Крамер не последовал за ней, обернулась, чуть распахнув халатик. Под ним не было ничего.
Крамер шагнул к ней, она закрыла глаза, он их нежно поцеловал. Потом прикрыл её наготу.
— Найдется "Лайфбой"? Хозяйка заморгала.
— Об этом бы мне следовало спросить тебя, — отрезала она и тут же пожалела об этом. — Нет, никуда не ходи, останься здесь. Садись в кресло. Я согрею воду.
Но Крамер садиться боялся. Остался стоять, пока она не вернулась и не раздела его, очень нежно, просто как мать.
— Это не "Лайфбой", — возражал Крамер, пока она вела его в залитую солнцем ванную. — Выйдя отсюда, я буду пахнуть как какая-нибудь вертихвостка.
Вдова Фурье в ответ бросила в пенившуюся воду ещё горсть ароматической соли. Знала, как он это любит.
Первое, что он сделал, оказавшись в воде — схватил пластмассовую игрушку и запустил ею в коридор.
— Ну, у тебя и настроение, — вздохнула вдова. — Энни так любит эту уточку. Не помнишь, ты же её сам принес?
— Ну и что?
— Но посмотри, Тромпи…
— Погорячее, пожалуйста…
Забыв об уточке, он сосредоточился на игрушечном катере. Ванна была просторной и глубокой, и, плавно шевеля плечами, ему удалось создать такое течение, которое подхватило катерок и понесло его по всей длине ванны. С третьей попытки катер засел на рифах на его волосатой груди.
— Ты большой ребенок, — ворчала вдова, завязывая поясок. — Полагаю, ты хочешь яйца и жареную картошку?
Крамер уснул. И спал так долго, пока она не попыталась подогреть воду, которая удивительно быстро остыла, несмотря на жаркий день.
— Нет, оставь, не надо, — протянул он. — Так похоже на капское озеро летом.
Тогда вдова села на корзинку с бельем и прикурила две "лаки страйк". Крамер, вытерев руку, взял одну. И начал рассказывать.
Наконец она спросила:
— Как выглядел Гершвин, когда сознался? Словно ему сразу полегчало, как говорят в радиопьесах?
— Ну да. Весь сиял. Просто до ушей.
— Этого я понять не могу, что-то уж слишком странно. Теперь его повесят, да?
— Послушай, это так просто. Чего каждый человек боится? Неизвестности. А теперь он уже знает.
— Все равно тяжело добиться толку от такого негра, как он.
— Это правда.
— Зонди прекрасно их понимает. Катерок утонул под его рукой.
— И это правда.
На поверхность поднялись пузырьки.
— Почему ты молчишь?
— Да так.
— Не видишь между этими двумя случаями никаких связей — и это тебя мучает?
— Естественно, ведь мы потеряли целую ночь. Скажу тебе прямо. Гершвин убил Шу-Шу из-за какой-то ерунды, ты же знаешь, каковы негры, а теперь попытается для суда выдумать какую-нибудь историйку. Так бывает всегда, даже если — знают, что от петли не уйти.
— Ты, например, имеешь в виду утверждение, что был приказ от никому неизвестной банды, чтобы убили того-то и того-то, иначе худо будет…
— Да, нечто в этом роде, или сказочку о злых духах, которые нашептывали им всякие гадости. Только с самого начала это звучало неправдоподобно, потому что не знал названия этой банды. Мы просто не дали ему возможности его придумать, вот и все.
— Тромпи, а если он действительно что-то услышал?
— Глас свыше? Ладно, положим, существует банда, по приказу которой такая мелкая рыбешка как Гершвин идет на все и попадает в неприятности. Положим, та же банда стоит за убийством мисс Ле Руке. Разве правдоподобно, что такая организация, использующая нанятых профессионалов, доверила хоть что-то такому ничтожеству, как Гершвин?
— По-моему, ты говорил, что был удивлен его организационными способностями? Ведь это счастливый случай, что вы так быстро нашли тело Шу-Шу. Оно могло там пролежать и годы, так что, потом кто-то стал бы беспокоить Гершвина? Разумеется, нет. Вы ведь пальцем не шевельнули, когда Шу-Шу искалечили. И вот еще: если бы его просто нашли мертвым, стал бы кто-нибудь искать следы от спицы?
— Милая моя, но то, что мы быстро нашли Шу-Шу не было случайностью — это было логическое развитие дела Ле Руке. Зонди следил за ним.
— Но они же не предполагали, что так случится. Тут вам повезло.
Крамер начал намыливать волосы.
— Ты как хочешь, но все это только теория. Единственное, что из этого следует, — что существует банда с неизвестным нам названием, которая убирает белых девиц и черных нищих. Попробуем с этого конца.
Вдова Фурье встала и вернулась с новой пачкой сигарет. Крамер сполз под воду, чтобы сполоснуть волосы, так что на поверхности остались только нос, рот и колени. К её удивлению, в таком положении он снова заговорил.