Пуля
Шрифт:
Гул голосов доносился как будто из-под земли. Путем небольшого умозаключения я установил, что нахожусь, по-видимому, на втором этаже. Это мне не понравилось. Смыться из дома незамеченным будет сложнее. Голоса становились все ближе, а к горлу подкатывала предательская тошнота.
— А вот и наш герой, — вдруг раздалось у самого моего уха. Я резко дернул головой, что естественно, сразу же отразилось на моем самочувствии. Пол поплыл у меня из-под ног, колени подкосились, и я элегантно свалился с третьей ступеньки мордой вниз, сделав рыбку. Вокруг меня поднялась легкая суета. Чьи-то руки подняли меня с пола, куда-то потащили, а потом усадили в кресло. Я усиленно изображал умирающего, что, впрочем, давалось мне без особого труда. Чувствовал я себя преотвратно, из разбитого носа потекла кровь, но голова работала, а глаза фиксировали мелькавшие ноги, ковер в фиолетовые разводы и край кожаного дивана коричневого цвета. К моему лицу поднесли мерзко пахнувшую склянку. Я дернул головой, глухо простонал и приоткрыл глазки. Надо мной стоял не иначе родной брат Бычка, недавно скончавшегося, защищая хозяйский особняк. Впрочем, у этого типа морда была еще более тупая. Пузырек с нашатырем в лапе этой гориллы совершенно терялся. Я невольно подумал, что если обезъяноподобному типу выпадет оказия пользоваться компьютером, то одним пальцем он однозначно будет нажимать сразу на четыре клавиши. За громилой, засунув руки в карманы светлых брюк, стоял Тимофей Игоревич Захаров, черный мэр нашего города. Захаров попыхивал сигарой, что предавало ему вид недобропорядочного джентльмена эпохи гангстерских тридцатых годов. В его глазах был интерес, который наблюдается у любого человека возраста шести лет, исследовавшего дохлую муху. Я отчетливо понял, что шутить с Тимофеем Захаровым может только умственно отсталый человек. А поскольку мои мозги в этот момент явно были свернуты набекрень, то чувствовал я себя вполне адекватно ситуации. Вот только от меня требовалось призвать на помощь все свои актерские способности. В противном случае меня закопали бы здесь же, в садике под декоративным померанцем.
— Ну, и как мы себя чувствуем? — вежливо осведомился Захаров. Я сфокусировал на нем взгляд и сморщился.
— Понятно, — резюмировал Захаров. — Может, ты еще пояснишь, откуда ты взялся, такой прыткий?
— С Катей все в порядке? — тихо спросил я.
— Ага, ты ее очень качественно спас. А вот ребятам моим повезло меньше. На кого ты работаешь?
На веб-компанию Петренко, — честно признался я. — Сайты делаю для желающих. Могу и вам. Это будет стоить в зависимости от сложности от двухсот баксов до полутора тысяч…
Захаров удовлетворенно хрюкнул и мотнул головой. Гориллоподобный человек спешно удалился. Тимофей Александрович сверлил меня взглядом, а я неторопливо осматривал интерьер. Расстояние до окна было довольно внушительным, так что вряд ли я успею выпрыгнуть в него за доли секунд, что у меня будут. Кроме того, в доме Захарова, как на грех стояли пластиковые окна, более прочные, нежели стекло. Такое с первого раза не высадишь, запустив пепельницей, даже такой массивной, которая стояла передо мной на паршивом столике в виде полуголой русалки, державшей на руках и хвосте стеклянный овал. Очевидно, господину Захарову нравилась морская тематика и подводный фольклор. Позади Тимофея Захарова что-то колыхнулось, и я, вглядевшись, увидел еще одного охранника, стоявшего у окна. Надо же, а я то считал, что это деталь интерьера! Нечего было и думать, чтобы выпрыгнуть в окно. Да и потом, нужно было еще ограду форсировать, а до нее тоже следовало добежать. То, что Захаров стоял над душой, раскачиваясь на пятках, сильно раздражало. Он явно что-то замышлял.
Издалека донесся слоновий топот. К топоту примешивался какой-то шаркающий звук, словно элефанты тащили за собой ствол поваленного дерева. Это меня насторожило. Вскоре передо мной показались два громилы, приволокшие на своих могучих плечах мужичка средней плюгавости, с сильно избитой тушкой. Разобрать за сплошным кровавым месивом лица было практически невозможно. Мужичок тихо попискивал, а я, внутренне подобравшись, посоветовал себе умереть с честью.
— Ну, — сказал главный громила, показавшийся из-за спины своих товарищей, — узнаешь его?
Я мотнул головой, но оказалось, что спрашивали не меня. Мужичка дернули за волосы, приподняв голову под нужным углом. Тот с трудом приподнял глаза, посмотрел на меня и что-то прошелестел.
— Не узнает, — огорченно произнес охранник и сильно ткнул мужичка кулаком под ребра. Тот взвизгнул и закашлялся, сплюнув на ковер кровавый сгусток. Захаров отвесил охраннику подзатыльник.
— А ковер теперь кто будет чистить? — грозно осведомился он. Охранник набычился и скромно опустил глазки вниз. Тимофей Александрович махнул рукой.
— Давай второго — приказал он. Охранники выволокли жертву прочь. Я с интересом наблюдал, что произойдет дальше, не забывая прерывисто дышать и закатывать глазки. Охранник, в чьи планы не входили мои обмороки, периодически подносил к моему лицу нашатырь, за что я его уже ненавидел.
Тут в комнате, в сопровождении все тех же охранников появился второй человек, в гораздо лучшем состоянии. Он был мускулист, скован наручниками и гораздо менее сильно избит. Правда, на его лице тоже было выражение легкой дебильности, но это его почти не портило.
— Знаешь его? — осведомился гориллоподобный. Я с интересом ждал ответа. Тот вгляделся в мое лицо и отрицательно помотал головой.
— В первый раз вижу, — негромко произнес он. Охранник врезал ему по шее. Захаров грозно рыкнул, упавшего пленника подняли и подвели ко мне поближе.
— Говори, кто это! — прорычал охранник. Пленный разразился длинной тирадой, из которой всем стало ясно, что свои претензии гориллоподобный явно адресовал не тому человеку, а этого пацана в креслице он никогда не видел, и знать не знает, кто он такой. И вообще, на дело они шли вчетвером, лишних с ними не было, а вот этот самый пацан стоял вместе с девчонкой у ворот…
Не выдержав, громила ринулся на этот раз ко мне и схватив за плечи рывком поднял с кресла и начал трясти, словно тряпичную куклу, в довершенстве влепив мне оплеуху. Мне много на этот раз не требовалось. В голове словно разорвалась бомба, у меня создалось даже впечатление, что голова оторвалась и отлетела в сторону.
— Прекрати, — рыкнул Захаров. Меня отпустили. Воспользовавшись ситуацией, я немедленно сполз на пол, демонстрируя окружающим полную неспособность самостоятельно передвигаться. Странно, но теперь боль казалась уже не такой сильной, как прежде, и даже ощущение дурноты медленно отступало. Наверное, помогала злость. Вот тебе и благодарность! Ты спасаешь племянницу черного мэра, а вместо спасибо и пачки баксов получаешь тычки и оплеухи. И где, скажите, справедливость?
Суета, которая поднялась вокруг, меня вполне удовлетворила. Меня уложили на диванчик, вызвали доктора и даже попытались влить в горло рюмочку коньяка. Коньяк, правда, почти полностью вылился на подушку, я показал, что пить его не в состоянии и продемонстрировал полную готовность немедленно скончаться. Потом ко мне подбежал какой-то человечек со стетоскопом, долго слушал ритмы моего сердца, хмурился и причмокивал.
— Ну, что? — не выдержал, наконец, Захаров.
— Прогнозы не слишком благоприятные, — хмуро процедил доктор. — У парня недавно была серьезная травма головы, как я и говорил прежде. Вполне возможно плохо залеченное сотрясение мозга, более того, я предполагаю, что позавчерашнее событие только усугубило травму. Я не могу сделать более точных выводов здесь, требуется более точное обследование в клинических условиях. Одно могу сказать наверняка: от ударов по лицу сегодня следовало воздержаться.
Если бы я мог пошевелиться, то с удовольствием кивнул бы. Гориллоподобный потупился под грозным взглядом босса и смущенно удалился.
— Я рекомендую ему полный покой, — продолжил эскулап. Я с энтузиазмом принял его совет и выразил свое согласие слабым стоном. — Уложите его в постель и дайте снотворное. В его положении сон — лучший друг.
С этим утверждением я был отнюдь не согласен, но выражать свое принципиальное несогласие не стал, вряд ли это было благоразумно в моем положении. Понадеявшись, что выплюну предложенную таблетку, я успокоился, и, как выяснилось, зря. Спасительной капсулки мне не дали, вместо этого доктор быстренько закатал мне рукав и, протерев руку спиртом, сделал мне укол. Мир вокруг мгновенно завертелся, и я провалился в темную яму сна.