Пункт назначения 1990. Шаман
Шрифт:
Так… Я огляделся, с трудом поворачивая нематериальную голову вправо-влево. И снова выругался. Кроме колеса не было ничего. Хотя, стоп! Вон, что-то прорисовывается. Смутно, плохо, едва заметно. Я приказал видению приблизиться. Удивительно, но оно подчинилось. Вокруг колеса проявилась вытоптанная трава, неширокая дорожка, сто лет не крашенная калитка и забор. Все было в таком плачевном состоянии, что хозяевам невольно захотелось подбросить деньжат на ремонт.
Возле забора стояла сумка с пивными бутылками. На штакетине висела консервная банка, приспособленная для окурков.
Скрипнула калитка, отрывая меня от занимательных мыслей, открылась. Со двора вышел замызганный пацан лет семи, уселся на колесо и принялся глодать куриную ножку, держа ее перед собой двумя руками. Меня он, понятное дело не видел.
За ним выбрался на удивление упитанный кот. Серый, длиннолапый, длиннохвостый. Прижал уши, напрягся, уставился в мою сторону, словно законы физики ему были ни по чем. На кота я грозно шикнул, не надеясь особо на успех. Удивительно, но меня услышали. Серый зашипел, вздыбил шерсть, поразмыслил, стоит ли ввязываться в драку, и… сдрызнул в кусты, разразившись из безопасности противным кошачьим матом.
Видит, точно видит. Где-то, когда-то я уже слышал, что кошки способны видеть то, что недоступно другим живым существам. Выходит, правда. Я мысленно покачал головой и сделал вперед еще пяток шагов, приблизился вплотную к забору, поднял глаза и тут же шарахнулся назад. На меня в упор смотрела жуткая рожа. Если бы я мог орать, то точно бы завопил во всю глотку. Но, слава Богу, орать мне было нечем. Кот довольно замолк. Его неприятель был отомщен. Я суеверно трижды плюнул через левое плечо и глянул на морду снова.
Поверх штакетника возвышалась в хлам убитая метла. Какой-то весельчак изобразил на ней рожу: две красных крышечки от бутылок с намалеванными бельмами глаз, прикрученные к прутьям проволокой, как пуговицы, желтое пластиковое яйцо от киндера — нос. Вместо рта куриная косточка, выкрашенная в белый. К косточке вроде зубов были приделаны арбузные семечки.
Морда скалилась на меня, глумливо насмехалась. Я снова сплюнул, на этот раз от досады, хотел отворить калитку, чтобы войти во двор, но понял, что это мне не по силам. Куда проще просочиться сквозь ветхие доски. Что я и сделал.
Двор мне совсем не понравился. Да и кому может понравится двор, где отродясь не было хозяина? Как описать увиденное двумя словами? Бурьян и лопухи. А еще крапива. Лес крапивы, целые заросли. Сразу подумалось, что сюда надо будет гонять клиенток, когда в нашем дворе крапивные запасы иссякнут. Мысль эта меня насмешила.
Я застыл посреди лопухов, прислушался, уловил откуда-то сверху тихий скрип, поднял глаза и обомлел. На крыше, на самом коньке блестел изумительной красоты флюгер, сделанный из куска листовой меди. Настоящий золотой петушок. Чуждый, абсолютно неуместный на фоне эдакой халабуды. Почти живой. Казалось, он вот-вот встрепенется, взмахнет крыльями и взлетит.
Резко бухнула дверь. Я вздрогнул всем своим ирреальным телом и оторвал взгляд от сказочной птицы. На крыльцо из дома выбралась Шамаханская царица. Карикатурная ее версия — молодая еще баба, красивая,
Ну что ж, все украденное было тут. В углу на тумбочке стоял телевизор. Рядом обнаружились два магнитофона. Чуть в стороне я увидел наволочку с кассетами — кудесник Кашпировский и все сказки для взрослых. Поверх кассет лежала драгоценная книга Викиной бабки. Это обрадовало меня больше всего.
Харчи, украденные с нашей кухни, стояли на столе. Угощались ими сама хозяйка и два пропитых мужика.
Я еще раз огляделся, подумал, что этот дом точно не смогу забыть, и внезапно почувствовал, как что-то тянет меня назад, туда, где осталось мое физическое тело.
* * *
Из видения я вылетел, как пробка из бутылки. По губам, по подбородку текло. Я хлюпнул носом, машинально облизался. Кровь! Черт, подери, кровь! Что за… Раньше такого не было. Я попытался открыть глаза и не смог — веки словно налились свинцом. В висках стучал набат. Голова разрывалась от дикой боли. Видимо я застонал.
Вика тут же запричитала:
— Сережа, Сереж! Что с тобой? Ты слышишь меня?
— Слышу… — едва-едва прошелестел я, — не кричи. Больно…
Лица коснулась прохладная мокрая ткань. Заботливый шепот проговорил:
— На, оботрись, ты весь в крови.
Я попытался оттереть губы, подбородок, но не смог. Пальцы предательски дрожали, отплясывая чечетку.
— Дай сюда, — Вика отняла у меня тряпку, принялась осторожно промакивать кожу, — я сама.
Руки мои упали на колени. Он ее прикосновений по телу пробегала приятная дрожь. Не спасали от этого ни слабость, ни боль, ни разница в возрасте, ни осознание того, что девушка не моя. Ничего не спасало. Я зажмурился и затаил дыхание.
— Все, — сказала она, — кровь остановилась.
Лицо мое тут же оставили в покое. А я вдруг понял, что боль слегка отступила, приоткрыл глаза и глянул сквозь щелки. Прямо напротив сидел участковый и смотрел на меня со священным трепетом. Видно было, что он очень хочет спросить, но опасается задать вопрос.
— Видел, — сказал я ему, опережая его слова.
— Да ну? Что видел? Конкретно?
— Дом, колесо у калитки, золотой петушок на крыше и морда из метлы на заборе.
— Из чего? — Изумился Лис.
Я не успел ответить. Макс все понял и дом узнал.
— Юрка, гад! — Восторженно воскликнул он. — Так я и думал. Опять за старое взялся!
Он встал, ушел на кухню, вскоре вернулся с планшетом и ручкой. Протянул принесенное Лису.
— Пиши! Подробно пиши, что украли. Сегодня же все будет у вас. У меня это ханурики знаешь где?
Он выставил перед собой не слишком убедительный кулак. Славка хмыкнул, отвел его руку, забрал писчие принадлежности, сказал:
— Еду можешь не возвращать, а остальное, будь добр…