Пушка Ньютона
Шрифт:
Ей давно было известно, что Фацио помешался на учении Ньютона, и особенно на его персоне. Он жаждал превзойти учителя, одержать над ним верх. Но она даже и не подозревала, что Фацио готов уничтожить миллионы людей только ради того, чтобы удовлетворить жажду реванша. На 24 октября назначено ее бракосочетание с королем.
Адриана поднялась из-за стола и направилась в парк. И снова все вокруг закружилось и потонуло в тумане. Сама не понимая как, она оступилась и в полный рост растянулась на траве.
– Чудовище! – выкрикнула она. – Король – самое
У нее перед глазами предстал океан безбрежного космического пространства, закружился, превращаясь в бесконечную спираль, вовлекая все в вихрь непостижимого танца. И она отчетливо увидела воплощение безумной идеи Фацио. Увидела комету, меняющую траекторию движения и падающую на землю. И все только потому, что Людовик пожелал этого. Людовик – чудовище!
Адриана сделала попытку подняться на ноги, в этот момент она уже видела под собой землю, ровную и плоскую. Подумала, что все, наверное, смотрят на нее. И все, наверное, над ней смеются. Над ней склонилось лицо с сурово сдвинутыми бровями, и она узнала лейтенанта полиции, которого видела в зале среди танцующих.
– Милорд, – обратился к ней лейтенант, – что с вами?
– Вы должны остановить его, – пролепетала Адриана, – собаки Железа…
Ее язык продолжал что-то говорить, но сознание затуманилось, она растворилась в глубинах космоса – холодного, мрачного, необъятного…
5. Гермес [25]
Бен лежал на узкой кровати и удивлялся совершенству мира. В комнате Сары было так темно, что он не видел кончика собственного носа. Но сейчас Бен и не нуждался в свете. Рука в темноте скользила по идеальному изгибу божественного бедра Сары, по ее восхитительному выпуклому животику. Он знал наверняка – в мире нет ничего прекраснее ее тела, ее губ, волос…
25
Гермес – в греческой мифологии вестник богов, сын Зевса.
В плотской любви ничего особенного Бен для себя не открыл. Раньше ему представлялось, что любовь – это нечто возвышенное, некое торжественное объятие. Так по крайней мере писали в книгах. На практике же любовь оказалась неудобным занятием, пахнущим мускусом, по ощущению влажным, на вкус соленым.
И все же это занятие Бену понравилось, грехопадение не вызвало у него ни чувства стыда, ни чувства вины.
– Спасибо, – произнес он, удивляясь тому, что еще не утратил способности говорить, что Всевышний не лишил его дара речи в обмен на дар любви, который только что ему преподнес.
– Бен… – начала Сара и остановилась. Ему очень хотелось сейчас видеть ее лицо.
– Что, Сара? – Имя ее, как и тело, казалось ему самим совершенством.
– Бен, тебе надо уходить.
– Почему?
– Потому что ты – славный маленький мальчик, – вздохнула она. – Потому что ты – не грубый и не жадный. – Она хрипло рассмеялась. – Потому что ты первым делом выложил деньги. А сейчас, пожалуйста, уходи, пока тебя совсем не разморило.
Холодные, неприятные мурашки наперекор теплу, разлитому по всему телу, побежали по спине Бена.
– Мне угрожает опасность? – шепотом спросил он.
– Да.
Он захлопал руками вокруг себя, пытаясь в темноте на ощупь найти свою одежду.
– Скажи, я вел себя как дурак?
– Нет, чуточку наивно только, – ответила Сара с едва уловимой ноткой грусти в голосе. – А сейчас иди. Ты так долго собираешься, просто удивительно.
– Можно мне тебя еще раз поцеловать? – спросил он, решив, что жилет не трудно и по дороге застегнуть.
– За это с тебя еще один шиллинг.
Бен быстро отсчитал пять, и она нежно поцеловала его в губы.
– Ну вот, а теперь иди, голова садовая.
По темной грязной лестнице он спустился вниз. Через тяжелую разбитую дверь вышел наружу. И улица обдала его холодом.
Не успел он сделать несколько шагов, как тяжелая рука опустилась ему на плечо.
– Эй, – резко окликнул неизвестный мужчина, – чой-то ты тут делал?
Бен с силой рванулся, но незнакомец цепко ухватил его, и Бен, потеряв равновесие, завалился назад, ударившись обо что-то теплое и мягкое, что заворчало в темноте.
– Эй, Бен, я здесь!
В тусклом свете улицы Бен едва различил ухмыляющуюся физиономию Роберта.
Бен скатился с мягкого, ворчащего под ним тела и подлетел к Роберту. Переведя дыхание, спросил:
– Кто это там?
– Да парень какой-то, он собирался перерезать тебе горло а потом бросить в Темзу, – беспечно сообщил Роберт.
– Пойдем быстрее отсюда, – задыхался Бен, – пожалуйста, быстрее.
– Как прикажете, сэр, – насмешливо ответил Роберт; он снял шляпу и с притворной галантностью отвесил поклон.
До самой Флит-стрит Бен молчал. Наконец они вышли туда, где пахнуло жизнью, – струился свет уличных фонарей, громыхали по булыжной мостовой экипажи, прогуливались или спешили по своим делам достойного вида джентльмены.
– Где ты был? Почему ты не пришел в кофейню? И почему ты меня не предупредил насчет того, что там делается?
– А зачем? Вдруг ты не согласился бы туда прийти.
Бен схватил Роберта за лацканы поношенной коричневой куртки.
– Так это ты подстроил? Заставил меня сидеть в кофейне, прекрасно зная, чем все закончится?!
– Никто и никогда не знает ничего наперед, – ответил Роберт и задумчиво почесал затылок. – Я лишь предполагал, что такое может случиться.
– А если бы тот болван мне глотку перерезал? Что тогда?
– Так я же все это время на улице торчал и следил, чтобы ничего подобного с тобой не стряслось. Но, черт подери, ты здорово провел время!
– Я не знаю.
– Ученые умники вроде тебя совершенно не видят, что у них происходит под самым носом.
Бен не знал, что ему делать – злиться на Роберта или радоваться полученному удовольствию. И потому решил отмолчаться.