Пушкарь. Пенталогия
Шрифт:
И такие встречи, расспросы и беседы были у нас каждый день. Я осматривал ногу, подкручивал чуть-чуть – по пол-оборота – гайки, шутил, рассказывал сказки, были, просто интересные истории. Между нами росла приязнь. В принципе, если в начале нашего знакомства я видел капризную избалованную девчонку, то по мере нашего общения наносная шелуха слетала, и я с удовольствием отмечал, что Мария – девушка живая, непосредственная, любознательная, и характер у неё лёгкий. Жаль будет, если в тяжёлой атмосфере политических дрязг и козней характер испортится. Власть портит людей, а почти неограниченная
Как-то, когда мы беседовали с Марией, в комнату заглянул Агулья. Мария, озорно поглядев на меня, сказала ему:
– Вот Юлий говорит – мне ходить больше надо. А давайте пройдём по дворцу. Я расскажу ему о Питти.
И мы потихоньку пошли по коридору дворца: Агулья придерживал девушку под руку, впрочем – большой необходимости в том и не было. Я шёл рядом. А следом за нами увязался надоедливый охранник.
В глаза бросался роскошный интерьер, белая и золотистая лепнина; шёлковые обои создавали ошеломляющий фон для уникальных картин. Мария рассказывала об истории каждой картины: со стен на нас смотрели образы Рафаэлевских мадонн, – оказывается, помимо известной мне «Сикстинской мадонны», что в Риме, и здесь, в Питти, тоже были шедевры Санти Рафаэля, воспевающие женскую красоту. Мария без устали рассказывала о картинах Джорджоне. А вот когда она начала объяснять сюжеты картины Фра Бартоломео, Анжело Бронзино, я не сразу и понял, что в них восхищало юную флорентийку: какая-то нарочитая напряженность, изысканность образов… Но говорят же – о вкусах не спорят.
Дальше коридор был перекрыт: Мария объяснила – отец поручил архитектору Бартоломео Амманати расширить дворец, и там идут работы.
Агулья с тревогой поглядывал на ногу девушки – на сегодня достаточно!
День шёл за днём, неделя – за неделей. К концу третьего месяца почти непрерывного общения мы стали друзьями. И похоже, что моё заточение подходило к концу. Обе ноги сравнялись по длине, и ходила Мария ровно, уже не хромая. Конечно, аппарат при ходьбе мешал, делал походку неуклюжей, но хромоты не было.
Я решил снимать аппарат.
– Всё! – объявил я Марии. – Сейчас сниму аппарат. Ещё пару дней, чтобы поджили ранки от спиц на ноге, и ты полностью здорова.
– Я так рада, Юлий! – девушка в порыве чувств бросилась ко мне и обняла.
Я раскрутил гайки, снял кольца и полукольца, выдернул спицы, обработал ранки спиртом и наложил повязку. Потом сел на стул и скрестил руки.
– Пройдись!
Мария с лёгкостью пробежала по комнате.
– Отлично! Можешь показаться отцу!
Я прошёл в свою комнату и не спеша стал собирать вещи. Обжился я уже тут, пора и честь знать. Ещё пару дней – я свободен и, хочется надеяться, при деньгах.
На радостях я пропустил стаканчик винца.
Рассчитывал я на более долгий срок выздоровления, а получилось – три месяца. Организм ли молодой помог Марии, или нехватка опыта и знаний? Пора и к купцам – заждались, небось, без вестей от меня?
Уже вечером, когда я собирался отойти ко сну, в дверь постучал охранник.
– Дочь герцога просит её посетить.
«Неужели случилось что?» – забеспокоился я.
Я
– Юлий, тебе надо исчезнуть из дворца, – едва я вошёл, заявила Мария.
– Да я ведь ещё и деньги не получил!
– Жизнь свою спасай! Я слышала разговор отца с Эмилио. Ты даже не только денег не получишь – тебя собираются отравить, подсыпав яд в вино.
Я даже присел в кресло от слабости в ногах. Желудок сжался. А если они уже подсыпали какую-нибудь дрянь в вино? Да нет, вроде вкус вина был прежним, не изменился. Обычно в таких случаях пользуются мышьяком, и очень редко – цианистым калием. Оба яда имеют вкус и запах. И я их знал.
Чёрт! Как же вырваться из дворца? Молодец, девчонка, предупредила. Не обманула моих надежд. Не зря я в неё вместе со сказками столько души вложил.
Однако надо уходить. Только как это сделать? У дверей моей комнаты – круглосуточно страж, под окнами – тоже. Выход подсказала Мария.
– Иди к себе, возьми инструменты и возвращайся сюда – пусть думают, что ты помощь мне идёшь оказывать. Из моего окна уже выберешься в сад. А там – как повезёт.
Выбор небольшой, но даже малым шансом на спасение надо воспользоваться.
Я вернулся в свою комнату, взял сумку с инструментами, из кармана плаща забрал тощий кошелёк с флоринами. Известив стражника, деловым шагом направился в комнату Марии.
– Юлий, желаю удачи! Ты мне помог, и я хочу тебе помочь. Скоро сменяется караул; дождись в саду, и потом перелезь через забор. А это тебе от меня на память.
Девушка вложила мне в руку какой-то предмет, завёрнутый в платочек. Я сунул его в карман.
Выглянул в окно – темень, никого не видно. Пора! Я перегнулся через подоконник, бросил сумку на траву. Мария обняла меня, поцеловала:
– Я знаю, что в Московии у меня теперь есть друг, помни обо мне!
– Прощай, Мария, желаю тебе удачи!
Я залез на подоконник, осмотрелся. По всему фасаду, облицованному огромными блоками, под окнами располагались скульптурные украшения-горельефы – головы львов, увенчанных короной. Спрыгнул на голову льва. Огляделся – никого! Спустился на руках на землю, присел, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. После освещённой комнаты глаза ещё не адаптировались к тёмной южной ночи.
Я выждал несколько минут, подобрал свою сумку и, пригнувшись, побежал к забору, скрываясь за кустами, рядами растущими вдоль дорожки сада. Чу! Я услышал разговор впереди. Прислушался и – затаился в кустах. Мимо меня прошли двое стражников. Когда их шаги затихли, на четвереньках стал тихо-тихо пробираться за кустами дальше.
Вот и забор. Невысокий – в половину человеческого роста, каменный. Есть ли за забором – со стороны улицы – стража? Я залёг и минут десять выжидал. Никто не проходил. Надо решаться. Я подскочил к забору, в мгновение ока взлетел на его гребень и уселся. Улица пустынна. Спрыгнув вниз, я сразу перебежал на другую сторону улицы – там темнота была гуще. Стараясь не стучать каблуками, пошёл по тротуару.
Вскоре забор вокруг палаццо Медичи закончился, и я зашагал уже не таясь и убыстряя шаги. Что делать? Куда податься?