Пушки и колокола

Злотников Роман Валерьевич

Несколько минут назад и не думавшие о таком бесславном конце всадники, теперь, как на вертелах, корчась на пронзивших их кольях, визжали от боли, моля защитников о смерти. Те, кто участи напороться на деревяшки заостренные избежал, в истерике бились в развешенных тут же сетях, не в силах вырваться из огненной ловушки. Те же, кому-то все же удалось выбраться из адской западни, теперь горящими факелами неслись назад, к собранным у противоположного берега сугробам. Хотя и здесь повезло не всем. Уже через несколько минут лед покрылся неподвижными дымящимися телами, а вой теперь слышен был только из сугробов, куда таки удалось добежать нескольким нападавшим. Сбив пламя, они теперь, визжа от боли, в

конвульсиях дергались, тщетно пытаясь усмирить боль.

Оставшееся войско, ошеломленное таким поворотом, понукаемое окриками и яростью, ринулось в атаку, словно бы желая в отместку за товарищей одной волной смести ненавистную крепость заодно с ее защитниками. Войско разделилось на несколько рукавов и, на секунду сбавив ход, выбирая направление основного удара, сгруппировалось, нацеливаясь на заманчиво зияющую в стене прореху.

С воинственными воплями пестрая толпа ринулась в атаку, смело, – как-никак ноябрь на дворе и холода уже давно вступили в свои права, надежно сковав неторопливую реку, – перетекая на лед, давя своих же, бежавших в первых рядах и запутавшихся в растянутых по снегу сетях. Вздрогнул воздух, и в бой вступила припрятанная в месте провала пушка. Полыхнув огнем, она отправила первую порцию картечи, целясь прямо в гущу наступавших. Тут же в дело вступили московские лучники, проредившие толпу неприятеля. Атакующие огрызнулись своим залпом, но стрелы, летящие по навесной траектории, в большинстве своем застряли в увешанных тряпками и сетями заборолах, совершенно не побеспокоив людей Дмитрия Донского, в то время как стрелы защитников нанесли изрядный урон. Лед окропился первыми каплями крови. Впрочем, ягайловцы, зацикленные на приступе, не обращали на то внимания, как не замечали чвакающую под ногами невесть откуда взявшуюся мокрую кашу. А к первой пушке присоединились еще две, заблаговременно подготовленные Дмитрием Ивановичем.

Вой штурмующих крепость вдруг обильно сдобрился воплями страха, и середина волны атакующих, просев, вдруг исчезла, разом поглощенная черными водами Вязьмы. То сработала еще одна ловушка, подготовленная Великим князем Московским. Заранее подточенный множеством лунок лед реки лопнул, рассыпавшись на сотни мелких обломков, и литовцы, отягощенные доспехами, неожиданно для себя оказались в ледяной воде. Лошади, проваливаясь задними копытами, молотили передними, кроша ледяную корку, и, без того усиливая панику, воины, утягиваемые вниз доспехами, судорожно хватаясь за крупы насмерть перепуганных животных, пытались удержаться на поверхности.

Отчаянное положение усугублялось еще и тем, что задние ряды, еще не поняв, что происходит, по инерции рвались вперед. Напирая на пытавшихся остановиться перед препятствием товарищей, те сами заталкивали их в воду. Да и лед, не выдерживая такой нагрузки, крошился, поглощая ряды отчаянно орущих воинов. А тут еще и пушки, подливая масла в огонь, расстреливали мечущихся на берегу, заставляя их, ища укрытия от смертоносных ядер, прыгать на лед, и без того увеличивая нагрузку на хрупкое полотно.

А передовой отряд, проскочивший опасное место, увлекшись атакой, столкнулся с другой проблемой: неприступный подъем, обильно политый водой, смерзшийся в ледяной панцирь, сводивший на нет любые попытки штурма. Перегруппировавшись и закрывшись щитами, уцелевшие воины попытались откатиться назад, но поняв, что произошло, и запаниковав, рассыпались на несколько десятков одиноких фигурок, тщетно пытающихся укрыться от стрел защитников крепости.

– Довольно! – на стене появился сам Дмитрий Донской. – Порох со стрелами поберегите. Пригодятся еще. Нам подмоги ох как нескоро ждать придется. Сполохи, вишь, какая незадача, не дотянули сюда. А так бы и беды никакой.

Угомонилось и поредевшее войско атаковавших!

Оглушенные таким бесславным началом литовцы, закрываясь щитами и собирая раненых, обожженных и оказавшихся в воде соратников, под задорные окрики и похабные шуточки защитников потянулись на противоположный берег, подальше от жалящих стрел людей Дмитрия Ивановича Донского. И хотя не так много на льду убитых осталось, а все больше раненых, все равно боевой дух атакующих поугас. Теперь уже думки не о приступе, а о том, что с таким количеством болезных делать. Ведь лагерем еще и не разбились и даже костров не разожгли! Как теперь с насквозь промокшими товарищами поступить, да еще и на морозе, от которого даже дыхание перехватывало?! Эти – не жильцы скорее всего уже. А с теми, кто стрелу или чугуна словил, – и вовсе беда! Прихваченные морозом или огнем пожженные, скорее всего, души живо Богу отдадут, а вот раненые еще долго стенаниями своими да видом угнетать воинов будут. Это не считая того, что за ними теперь уход нужен, так, что отяготят они знатно войско Сигизмундово! Вот и получалось, что хоть сейчас – в атаку на оглушенных таким началом ягайловцев. Впрочем, Великий князь Донской рассудительно предположил, что это – передовой отряд, к которому наверняка подмога идет. А с тремя сотнями душ да пусть с пятью сотнями кое-как обученных, но холопов встреча с любым мало-мальски подготовленным отрядом – смерть верная.

Да и неприятель, поняв, что с ходу не взять хорошо подготовленную крепость, решил сменить тактику. От массы отделились трое всадников, которые, яростно стегая лошадей, унеслись прочь. Остальные, откатившись на порядочное расстояние, принялись разбивать лагерь.

– За подмогой, шельмы, отправились, – проворчал московский князь, наблюдая за происходящим. – Ну, православные, готовьтесь. Бомбарды развернут. Зырян – в бою лих да удачлив. Дойдет до сполоха ближайшего. Не может быть, чтобы не дошел.

Словно бы прочитав эти мысли, от лагеря по направлению к городу двинулась группа дружинников.

– Эй, князь! – подойдя вплотную к берегу, прокричал один из них. – Это зову тебя я: Фрол!

– Чего тебе, смерд?!

– Руси Великой нужен один князь! – прокричал в ответ тот.

– Ты с ним сейчас говоришь, Фрол!

– Нет, Дмитрий Иванович. Московское княжество – заплата на кафтане. С одной стороны – Орда, с другой – нижегородцы, с третьей – Великое Литовское княжество! Неужто думаешь, что крошечному уделу всех одолеть дано.

– С помощью Божьей и Мамая, и Тохтамыша одолели. Даст Бог, и с остальными сладим!

– Склони голову, Дмитрий Иванович! И грех не возьмешь великий на душу, животы сохранив и свой, и тех, кто под хоругви твои соберется! Склони и крови великой пролиться не дай! Признай Ягайло своим правителем и королем Польши и всея Руси!

– Ягайло уже король Польши? – расхохотался в ответ Дмитрий Иванович. – Не быть тому!

– Бог на стороне больших дружин! А тебе времени – до утра! Остыть да решение принять верное! – что-то скомандовав сопровождающим, предатель, резко отвернувшись, пошагал прочь. Двое ратников, расплывшись в хищных улыбках, сбросили в снег какой-то мешок и, довольно о чем-то переговариваясь, пошли вслед за диаконом.

– Не дошел Зырян, – Дмитрий Иванович зло сплюнул под ноги. – Вот он, твой четвертый Иуда, коль сон твой не от лукавого, – резко повернувшись к Булыцкому, оскалился правитель.

– Я же его в Москве еще от смерти уберег, – зло отвечал учитель. – Знать бы наперед, так и палец о палец не ударил бы!

– Пустое, – усмехнулся в ответ Великий князь Московский. – Тебе за свои грехи на Суде Страшном отвечать, ему – за свои. Ты свою душу от греха уберег, а Фрол на посулы купился.

– Дозволь нам, князь, – окликнул мужа один из защитников.