Пушки и колокола
Шрифт:
– Еще бы душ двести, и голыми руками брать можно, – наблюдая за действиями павшего духом неприятеля, усмехнулся Дмитрий Иванович. – Слаб Сигизмунд, хоть и верностью слепой повелителю своему воздает. Людей растерял, а Вязьму взять не сдюжил. Пушками научен; приступом не пойдет, но все одно, в оба глядеть! Блаженны павшие духом. Ибо они – Царство Небесное.
И еще две ночи минуло с тех пор, как Ивашка Вольгович подмогу кликать убег. По расчетам, ночь хорониться где-то должен был и к утру лишь к сполоху побежать. День в пути; и первого сполоха достичь он мог либо к вечеру следующего дня, либо, что более вероятно, через день утром, ну никак не раньше, ибо куда там – пешему?! На лошадях, вон, день шли, да и то животных умаяли! А тут –
А ситуация между тем накалялась. Лагерь литовцев постоянно пополнялся; видимо, действительно окрестности патрулировало большое количество разрозненных отрядов, которые теперь собирались под общие хоругви. И если в первый день отрядов таких ну от силы было с десяток, и в каждом из них душ по двадцать, то к полудню третьего после дерзкой вылазки дня подошел на помощь большой полк, тысячи в четыре человек.
– Ну, православные, держись, – наблюдая за приготовлениями вражеской армии, Дмитрий Иванович сплюнул под ноги, – приступа не миновать. Не сегодня, так завтра лихо сеять будем. Все, что ли, животы отдать готовы? – сурово оглядев собравшихся защитников, вопрошал Дмитрий Иванович.
– Все, князь, – прогудели в ответ те. – С Божьей помощью.
– В оба глядеть! И с Богом, – перекрестился Дмитрий Иванович.
Впрочем, литовцы, наученные горьким опытом предыдущих атак, предпочли дождаться следующего утра, видимо, уделив остаток дня военному совету.
А воины все прибывали. Теперь – снова небольшими группами, да все одно от этого не легче. Уж и топоры с молотами застучали, защитные конструкции для бомбард сооружая. Так, чтобы орудия к стенам подтащить да перед штурмом защитникам вред нанести. Управившись с ними, они поволокли к щитам орудия, остаток вечера и добрую половину ночи проведя в кропотливой установке примитивных пушек [106] . Всю ночь ярко костры полыхали, освещая все вокруг и сводя к минимуму риски повторения вылазок, а заодно показывая защитникам мощь литовской армии.
106
Подготовка стрельб из бомбард могла длиться часами. Бомбарды вкапывали в землю, в лучшем случае расклинивали между вбитых столбов или приклепывали к неподвижным, вбитым в землю колодам. Только при соблюдении данных условий возможно было вести огонь из орудий. Пушки Дмитрия Ивановича по указаниям Булыцкого уже снабжались лафетами, обеспечивавшими жесткое крепление стволов.
Ночь прошла беспокойно и для укрывшихся за стенами Вязьмы, и для их неприятеля. И те, и другие глаз не сомкнули, готовясь к отчаянной схватке.
– Слышь, что ль, – рядом с напряженно вглядывающимся в происходящее в неприятельском лагере Булыцким возник Некомат. – Боязно? – Мужчина в ответ лишь пожал плечами. И правда, страха как такового и не было. Было напряжение с азартом каким-то хищным намешанное. Понимание того, что вот она, финишная прямая, совершенно не наполняло сердце страхом, но скорее решимостью какой-то непоколебимой: мол, если и суждено отдать жизнь, то так, чтобы не за чешуйку, но за рубль, а то и гривну, прихватив с собою как можно больше воинов противника. Именно в этот момент начал он понимать героев, с легкостью отдававших свои жизни, бросаясь на вражеские дзоты, накрывая телами гранаты. Тех, кто останавливал полчища Ксеркса. Была твердая уверенность, подкрепленная решимостью. А вот страха и в помине не было.
– А мне боязно, – честно признался бывший купец. – Чую: завтра все и решится.
– Отобьемся, – хищно оскалившись, отвечал
– Велик князь Московский, – задумчиво пробормотал сурожанин. – Ты, Никола, прости, ежели чего не так.
– Бог простит, а уныние – грех!
Некомат ничего не ответил, лишь, развернувшись, растворился во тьме.
В стенах Вязьмы вовсю клокотала жизнь. Воеводы продолжали обучение ратному делу всех, способных оружие держать. Бабы перевязывали раненых, а юнцов заставили телеги да сани, внутри частокола оставшиеся, к воротам самим стянуть, организовав что-то навроде баррикад, которые в случае прорыва должны были хоть бы и чуть, но задержать нападающих. Вдоль стен полыхали костры, где уже закипала вода да смола плавилась для отражения завтрашнего приступа.
За всей этой возней измотанные ожиданием люди теряли ощущение реальности, гася в себе разум, оставляя только лишь тела, наполненные решимостью и безудержной ненавистью к неприятелю. Оболочки, не способные ни к чему, кроме как крушить, рвать и стоять, если потребуется, до последнего, не чувствуя ни усталости, ни боли, ни жалости, ни страха. Даже священник местный, ходивший вокруг с кадилом, в конце концов, перекрестившись, поспешил уйти прочь, не в силах более видеть этого. За заботами провели ночь. За ними же и рассвет встретили, для многих, если не для всех, обещавший стать последним.
Ягайловцы ждать не стали. Едва лишь наступило утро, они, собравшись небольшими группами так, чтобы максимально усложнить задачу московским бомбардирам, двинулись в атаку.
– Мож, пальнуть, князь?! – засуетился Николай Сергеевич. – Глядишь, сразу и побегут.
– Рано, – сжимая рукоять меча, отвечал Дмитрий Иванович. – Пусть ближе подойдут. Заедино и глянем: есть порох у ворога или нет. Две подводы потеряли задарма, где же еще взять? А ты не зевай да наводи, – прикрикнул муж на рыжего бомбардира, отвлекшегося от орудий и напряженно вглядывавшегося в строй неприятеля. Чертыхнувшись, тот вернулся к орудиям, где под его контролем четверо холопов, вооружившись жердями, передвигали тяжеленную конструкцию так, чтобы неприятель постоянно находился под прицелом.
Словно бы в ответ на вопрос князя, люки, защищавшие расчеты от стрел, мелких черепков да небольшого размера ядер, поднялись, и хищные стволы выплюнули по порции тяжелых ядер, направленных на частоколы. Впрочем, расстояние оказалось велико, и смертоносные заряды лишь на излете достигли частокола, лишь потревожив бревна.
– Во как литовца запугали, – усмехнулся Донской. – Что без бомбард боязно выходить! Не замай! – остановил он рыжего своего пушкаря, уже схватившего факел. – Грохоту с них да дыму. А как к стенам подойдут, так и самим нелепо станет! – оторвавшись от частокола, расхохотался князь.
Литовцы, поняв ошибку, с воем бросились вперед. Укрываясь щитами, они обрушили на защитников крепости дождь из стрел, большая часть из которых застряла в забороле, укрепленном в предыдущие дни.
– А ну, – зычно прокричал Донской, обращаясь к бомбардиру, – угости ворога!
– Вот вам! Выкусите, а не Вязьму взять! – азартно проорал пушкарь, разряжая пушку в неосторожно собравшихся в кучу литовцев. – Кукиш вам! – тыча неприличными фигурами из пальцев в сторону наступавших, хохотал он, глядя на рассыпавшиеся строи.
Литовские бомбарды ответили дружным залпом, впрочем, с тем же успехом, что и в первый раз. Более того, зарядив, похоже, большим количеством пороха, вражеские бомбардиры сами себе устроили ловушку: не выдержав напряжения, ствол одной из бомбард лопнул, выпуская энергию и калеча собравшихся вокруг орудия воинов.
– А ну, бей! – проорал князь. – Ишь, шельмы, удумали чего!!! Бей!!!
– Нате!!! – взвыл рыжий, выпуская в толпу еще один заряд. – Заряжай, родимый, заряжай!!! – не умолкая, выл рыжий, не сводя глаз с толпы и уже заранее прикидывая, куда выпустить следующий заряд.