Пушки и колокола
Шрифт:
– А чего тогда орудия подтянули?
– Знать, подмогу ждут. Хоть и жмудь, а голову очертя не пойдут боле. Нахлебались.
– Что за жмудь?
Беседу мужей прервал пронзительный вопль «Помилуйте!!! Не губите!!!», так же внезапно утихший, как и возникший.
– Наши, кажись, – перекрестившись, чуть слышно пробормотал Дмитрий Иванович. – Дай Бог, чтобы не твои Вольговичи.
– Тять, – к наблюдателям присоединился Василий Дмитриевич, – никак наших половили?
Словно бы в подтверждение догадки князей, лагерь неприятеля пришел в движение. Несколько вооруженных ратников, окружив, повели к берегу несколько человек, в которых можно было узнать беглых холопов. Понукаемые
– У, псы! – в сердцах выругался Дмитрий Иванович. – Висельни ладят! Шельмы! За стенами следите, чтобы ни одна душа не подошла, пока балаган этот!!! – прикрикнул он на оставившего свой участок воеводу. – С этими решено все! Не дай Бог вместе с ними оказаться! Есть среди них Вольговичи-то твои? – жадно вглядываясь в лица приговоренных, князь обратился к пришельцу.
– Не видать вроде.
– Дай-то Бог.
– Позволь, князь, – рядом с мужчинами возник рыжий детина – бомбардир, в котором Николай Сергеевич без труда узнал того самого меткого стрелка, что на стрельбах, устроенных для Ягайло, с братьями так ловко поразил мишени. Зло поглядывая на происходящее действо, он судорожно сжимал горящую головешку, готовый в любой момент наказать душегубов доброго веса камнем.
– Кончено с ними, – остановил его муж. – А ты порох побереги. Бог ведает, когда приступу быть. Пригодится еще.
– Только волею твоею милованными им быть, – перекрестившись, рыжий зло сплюнул в сторону лютующих воинов.
А те продолжали. Едва лишь только конструкция была собрана, поднята и зафиксирована, через перекладину перекинули десять канатов. Под гневные крики высыпавших на стены горожан и свободных от патрулирования стен дружинников литовцы, накинув несчастным петли на шеи, по команде подоспевшего к месту казни Фрола разом натянули веревки, поднимая в воздух корчащиеся фигурки.
– Видел, Дмитрий Иванович, что ждет тебя и твоих людей?! – сделав шаг вперед, прокричал диакон. – Склони голову, и великий король Ягайло обещает сохранить твою жизнь, а митрополит Московский Фрол – молиться за спасение души грешного Димитрия!
– Передай своему правителю, что от меня такой милости ему не ждать! – прокричал в ответ Донской. – А еще, что митрополит Фрол ни Великому князю Московскому, ни Вселенскому Патриарху неведом! – Служитель, злобно перекрестившись, ушел прочь, оставив задыхаться корчившихся на перекладине пленников.
– Что бы ни случилось, – негромко, так, чтобы слышали его только собравшиеся воеводы, прохрипел Дмитрий Иванович, – Иуду проклятого живым мне! Сам желаю в глаза ему взглянуть!
Лагерь литовцев снова пришел в оживление. Туда подтянулись еще трое всадников, и ратники, задорно о чем-то перекрикиваясь и зычно хохоча, образовав нечто вроде круга, принялись азартно лупцевать мечущегося в центре человека.
– Вот шельмы, – выругался Булыцкий, узнав в пленнике Стеньку Вольговича. – Словили-таки.
– Второго-то и нет, – глядя, как Стенька пытается вырваться из рук мучителей. – Не на нашей стороне, видать, Бог, – когда литовцы подволокли гонца к висельне и, перекинув веревку, надели на шею несчастному петлю, сжал кулаки Великий князь Московский.
Словно бы услыхав его, приговоренный с трудом поднял голову и, открыв распухшие от побоев веки, неожиданно улыбнулся защитникам крепости.
– Прошел ведь! Прошел! – едва не выкрикнул учитель, да вовремя заткнулся. – Ей-богу, Дмитрий Иванович, прошел Ивашка Вольгович-то!
– Князь, а князь! – окликнул правителя наблюдавший за происходившим Тит.
– Чего тебе?
– Они полоненного каждого по двое вели. И к лагерю конными приходили. Стало быть, и в дозорах так же.
– Так и что?
– Ночью дружинникам выйти во всеоружии да проклятых наказать, дело было бы ладное.
– Много, что ли, литовцев лягут? – огрызнулся князь. – Пустое!
– Лягут, может, и не многие, – рассудительно отвечал мужик. – Зато, шельмы, знать будут, что и ночью кара Божья настигнет за души невинно сгубленные. А как в полон наберем, так и… – недоговорив, Тит сурово кивнул в сторону виселицы, на которой, хрипя, все еще извивались несколько холопов. – А там, глядишь, и еще в одну ловушку затянем.
– Смышлен, – чуть подумав, кивнул Дмитрий Иванович. – Дело. Кто вызовется на промысел лихой?
– Я и вызовусь, Дмитрий Иванович, – мрачно ответил инициатор, а вместе с ним – еще с четыре десятка человек. – С собой лишь тех возьму, кого сам конных спешивать учил, – негромко, но твердо объявил дружинник. – Лиходейничать идем, хоть бы и во славу Божию… Так надобно, чтобы без шуму да наверняка.
– Так, стало быть, и мне с тобой должно, – уверенно шагнул вперед Иван Родионович. – Зря, что ли, науки твои постигали.
– Людей сам выберешь, и Бог в помощь, – выслушав ратных дел мастеров, согласно кивнул Донской. – В ночь пойдете. А сейчас – опочивать, а мы пока помост сколотим, ежели из крепости выйти придется.
Остаток дня прошел без инцидентов. Один за другим отдали души Богу последние из троих повешенных, литовцы азартно задирали защитников, грозясь скорой подмогой, на что те отвечали похабными ругательствами и проклятиями. Кончилось все тем, что вышедший на стены священник предал анафеме всех тех, кто «супротив Православия, мечи подняшя, выступить смел. Гореша Огнем в геенне огненной до скончания веков». Впрочем, на атакующих, по большей части своей язычников и католиков, это впечатления не произвело никакого. Более того, в ответ на это Фрол, митрополитом Московским назвавшись, анафемствовать попытался, да только освистан был, как клятвоотступник да предатель веры. В сердцах сплюнув, перебежчик под дружный гогот защитников крепости поспешил ретироваться. А у Булыцкого разболелась голова, и в такт ухающей боли снова зазвенел в башке разбитно-похабный мотивчик «Самары-городка».
Так и прошел день. К вечеру на дороге появился солидный, человек в пятьсот, отряд с обозами. Впрочем, ситуации тот пока не изменил, так как поздно уже было для боевых действий.
А уже когда совсем повечерело, когда птица-ночь опустилась на землю, бережно укрыв ее своими мягкими крыльями, на вылазку собрались дружинники. Накинув тряпье поверх цветастых кафтанов да мечи надежно заховав, а кто и вовсе палицами вооружившись, так, чтобы от холопов беглых не отличить было, собрались они на кровавый свой промысел.