Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали
Шрифт:
Сарнов также утверждает, что фактов, подтверждающих выводы Петракова, нет никаких. Есть только соображения. Правда, сам Сарнов не утруждает себя доказательствами. Где, например, доказательства, что у Полетики состоялось свидание Натальи Николаевны с Дантесом? Их нет. Ведь это известно лишь со слов самой Натальи Николаевны. А что она должна была говорить мужу, если свидание действительно было с Николаем? Не иначе, как «вешать лапшу на уши».
Попытка «защитить Пушкина» (или его жену) такими средствами, по меньшей мере, безнравственна. Тем более что Сарнов, ссылаясь на «некоторые новые материалы, проливающие свет», не заметил (или сделал вид, что не замечает) давным-давно опубликованное.
Если мы обратимся к публикации в эмигрантском журнале статьи «Пушкин без конца» («Синтаксис», 1982, № 10), то заметим, что и раньше утверждалось, что «женский светский аристократический Петербург составлял личный гарем царя». [26] Солженицын, точно как и Сарнов сейчас, съязвил по этому поводу: «Да
26
Здесь уместно привести обширную цитату из книги П.Е.Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина» (М., 1987, с. 369–370), частично приводившуюся и Петраковым: «…Пушкина и ей подобные красавицы-фрейлины и молодые дамы двора – не только ласкали высочайшие взоры, но и будили высочайшие вожделения. Для придворных красавиц было величайшим счастьем понравиться монарху и ответить на его любовный пыл. Фаворитизм крепко привился в закрытом заведении, которым был царский двор. Наш известный критик Н.А.Добролюбов написал целую статейку о «Разврате Николая Павловича и его приближенных любимцев». «Можно сказать, – пишет он, – что нет и не было при дворе ни одной фрейлины, которая была бы взята ко двору без покушений на ее любовь со стороны или самого государя или кого-нибудь из его августейшего семейства. (Не по этой ли причине фрейлина Екатерина Гончарова к моменту скоропостижной и вынужденной для Дантеса свадьбы была уже два месяца как беременна? – В.К.) Едва ли осталась хоть одна из них, которая бы сохранила свою чистоту до замужества. Обыкновенно порядок был такой: брали девушку знатной фамилии во фрейлины, употребляли ее для услуг благочестивейшего самодержавнейшего государя нашего, и затем императрица Александра начинала сватать обесчещенную девушку за кого-нибудь из придворных женихов».
Конечно, такая характеристика грешит преувеличением (здесь Щеголев явно слукавил, какие уж тут преувеличения! – В.К.), но в основу положено правильное наблюдение. Уместно дать еще добавление: «Царь – самодержец в своих любовных историях, как и в остальных поступках; если он отличает женщину на прогулке, в театре, в свете, он говорит одно слово дежурному адъютанту. Особа, привлекшая внимание божества, попадает под наблюдение, под надзор. Предупреждают супруга, если она замужем; родителей, если она девушка, – о чести, которая им выпала. Нет примеров, чтобы это отличие было принято иначе, как с изъявлением почтительнейшей признательности. Равным образом нет еще примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не извлекали прибыли из своего бесчестья. «Неужели же царь никогда не встречает сопротивления со стороны жертвы его прихоти?» – спросил я даму, любезную, умную и добродетельную, которая сообщила мне эти подробности. – «Никогда – ответила она с выражением крайнего изумления. – Как это возможно?» – «Но берегитесь, ваш ответ дает мне право обратить вопрос к вам». – «Объяснение затруднит меня гораздо меньше, чем вы думаете; я поступлю, как все. Сверх того, мой муж никогда не простил бы мне, если бы я ответила отказом». Автор этого рассказа сообщает об одном любовном эпизоде Николая – его романе с фрейлиной Урусовой, которую он выдал в 1833 году замуж за князя Радзивилла.
Николай Павлович был царь крепких мужских качеств: кроме жены, у него была еще и официальная, признанная фаворитка, фрейлина В.А.Нелидова, жившая во дворце, но и двоеженство не успокаивало царской похоти; дальше шли «васильковые дурачества», короткие связи с фрейлинами, минуты увлечения молодыми дамами – даже на общедоступных маскарадах».
Известен единственный случай, когда фрейлина воспротивилась «ухаживаниям» высочайшей особы – для нее это кончилось плачевно: вскоре она умерла неожиданной и странной смертью. – В.К.
В эссе Ю.Дружникова «113-я любовь поэта» (1994 г.) прочтем: «…Брак с Ланским покрывал интимные отношения одинокой красавицы-вдовы с императором…». И тут же опять может последовать это сарновское: «А где же доказательства?» – В воспоминаниях Араповой (первый ребенок в браке Натальи Николаевны с П.Ланским). – Но они ведь недостоверны, потому что она считала себя дочерью Николая I? – и т. д. И получается то, что в математике называют: «дурная бесконечность».
Я не стал в поисках доказательств идти по пути, который в письме Анненкову в октябре 1852-го подсказывал Тургенев: «Лучше отбить статуе ноги, чем сделать крошечные не по росту». Под статуей Тургенев подразумевал Пушкина. И с тех пор, вплоть до сегодняшнего дня, все отбивают этой статуе, что хотят. А потом еще, как Сарнов, требуют доказательств, вместо того, чтобы искать их. Ведь за 170 лет успели уничтожить некоторые письма, закрыть архивы и куда-то передать их или что-то утерять, утратить и т. д.
Подготавливая этот ответ Сарнову, я решил обратиться к материалам русского писателя Н. Кукольника. Я интересуюсь Кукольником почти 10 лет. И обнаружил, что официальные пушкиноведы повторяют догмы, сложившиеся относительно Кукольника еще в XIX веке (графоман, верноподданный, монархист и т. п.). Из собранных мною материалов и документов видно, что это не так. Кроме того, он был современником Пушкина. И он понимал значение Пушкина для русской культуры (об этом свидетельствуют его оценки пушкинского творчества). Ну и, наконец, обвинить Кукольника в том, что он был подвержен влиянию советской идеологии, язык и у Белинского не повернулся бы.
В 1893 году в Таганроге ростовская газета «Юг» разыскала свыше 40 писем из переписки Пушкина с женой и с Кукольником. Тогда об этом писали и другие газеты. И где же эти письма? Ведь писем Натальи Николаевны к мужу так до сих пор и нет. Конечно, 100 лет спустя так ставить вопрос вроде бы не совсем корректно. Но корректно спросить у пушкинистов, что они думают по поводу этой пропавшей находки?
П.Бартенев по поводу находки ограничился общими рассуждениями, и то через полгода. В его «Русском Архиве» (1894) можно прочесть: «Что-то сомнительно». А почти через 20 лет, в 1912 г., незадолго до своей смерти, тот же Бартенев в рецензии на 3-й том «Переписки Пушкина» под ред. Саитова, глухо намекнул на возможность публикации писем Н.Н.Пушкиной к мужу только в далеком будущем. Что же за информация была в этих письмах, которая делала невозможной их публикацию? И не к Бартеневу ли попали списки писем (или письма), найденные в Таганроге? И не последовал ли он совету Тургенева? Тем более что аналогичным образом он поступал не раз. Статуя-то уже была создана!
Похоже, что в переписке Пушкина, которая хранилась у Кукольника, действительно содержалась опасная информация. Именно это и подтверждают его произведения последних лет жизни. Прежде всего, это четыре тетради рукописей, написанных шифром, и, во-вторых, драма «Гоф-юнкер» (1863).
В зашифрованных рукописях Кукольник в жанре эротического рассказа описывает, до какой степени дошел упадок нравственности в России. В одной тетради, названной «1852», выведена фигура некоего «великого врача», который завел себе настоящий гарем. Как пишет исследователь В.Абрамов, проводивший расшифровку этих рукописей, «великий врач» – «это не кто иной, как самодержец, а его партнерши – вполне конкретные петербургские дамы, называемые настоящими именами и фамилиями». Среди них называется и Наталья Николаевна Пушкина.
Об упадке нравственности Кукольник неоднократно пишет и в своих записных книжках, в письмах и в последней драме, о которой речь впереди. Он писал А.Рамазанову: «Ты очень хорошо помнишь, что я ни Пушкину, ни другим светилам нашего времени не кланялся, а за это на меня сердились, но все-таки мы были всегда в сношениях, основанных на принципах взаимного уважения!» Так что не доверять Кукольнику нет оснований. А его констатация нравов подтверждает аргументацию Петракова. И не надо воздевать руки и апеллировать к нравственности. В гареме другие понятия о нравственности и чести.
Весьма интересна и сюжетная канва драмы «Гофюнкер», которую Кукольник писал в Таганроге. Она раскрывает идеологию зашифрованных рукописей. Вот что пишут о ней исследователи-литературоведы: «Изображение в «Гоф-юнкере» продажности и произвола придворной клики в одном из мелких немецких государств было ничем иным, как замаскированной критикой придворной аристократии. Этим и объясняется запрет драмы…»
Драма действительно была запрещена Александром II. Что же такого увидел в ней царь? – Здесь можно найти много текстологических совпадений с описанием преддуэльной истории Пушкина, иногда даже почти цитаты из документов. Общая тональность драмы, хотя и переполненной неожиданными, чуть ли не мистическими превращениями, близка настроениям поэта того периода, который анализирует Петраков. Отдельные эпизоды лишены иносказательности, а ощущение при их чтении таково, что имеется в виду реальная ситуация. Я бы выделил следующие моменты.
1. В драме события происходят в Германии в 1683 [27] году в резиденции принца Эрнеста-Амедея. Обстановку в окружении принца достаточно полно можно охарактеризовать словами из мартовского номера журнала «Revue Britanque», который сегодня хранится в библиотеке Пушкина. «Масса публики не видит ничего, кроме костюмов и внешности, больших празднеств, протоколов и манифестов. Прокопий и Данжо проходят за занавес, проникают за кулисы, смешиваются с участниками представления […] и видят, какими отвратительными средствами, […] какими обманами достигаются все эти замечательные эффекты». Позднее Кукольник разовьет эту мысль в своих зашифрованных текстах.
27
Казалось бы, зачем в выдуманном сюжете с выдуманными героями и условным местом действия нужна эта точная дата 1683? – Не затем ли, что и эта дата, и дата «создания» пьесы 1863 – анаграммы пушкинской даты 1836, когда и происходили основные преддуэльные события. – В.К.
2. Главный герой драмы Мориц Мооман, молодой ученый, автор книги «Надежды Германии», присутствует на свадьбе своей сестры. И принц жалует его в гофюнкеры своего двора. Причина этой милости в том, что принц «не может расстаться» с сестрой Морица, красавицей Герсилией.
Весьма характерна реакция Морица на эту милость. «Ничего не понимаю, – говорит он, оставаясь один. – Смешно, а досадно. Что это, обида, насмешка – или невинная шутка?! Потеха! Я – гоф-юнкер! Доктор философии и медицины – гоф-юнкер! Изобретатель эликсира блаженства!!! Невидимка Мооман, автор «Надежд Германии» – гоф-юнкер!!»