Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…». По следам «Непричесанной биографии»
Шрифт:
Судя по тому, как Пушкин изобразил Ларину, ее прототип – Осипова представлялась взору его, девятнадцатилетнего юноши, весьма пожилой женщиной, пережившей и возраст любви, и романтические увлечения молодости:
Бывало, писывала кровьюОна в альбомы нежных дев,Звала Полиною ПрасковьюИ говорила нараспев,Корсет носила очень узкий,И русский Н как N французскийПроизносить умела в нос;Но скоро всё перевелось:Корсет, альбом, княжну Алину,Стишков чувствительных тетрадьОна забыла; стала зватьАкулькой(VI, 46)
При всём при том она была не лишена женского обаяния:
Но муж любил ее сердечно… (VI, 46)
Прошедшие пять лет, конечно, не прибавили ей женской привлекательности. Но и Пушкин был уже не тот, что в 1819 году.
И ссыльный Пушкин, и недавно овдовевшая Осипова были в равной степени одиноки, и каждый по-своему несчастен, что, собственно, и сделало их друзьями. Духовная близость углубила их дружбу, общение стало повседневным, они сделались буквально необходимы друг другу. Значит ли это, что их отношения захватили и сексуальную сферу? Утверждать это с уверенностью едва ли возможно: фактов для этого недостаточно. Но и исключить подобное развитие событий нельзя, поскольку целый ряд обстоятельств подводит именно к такому выводу.
Прежде всего это относится к характеру самой Осиповой: его отличительными чертами были властность, практичность, умение добиваться своего, что, между прочим, Пушкин отметил еще при первом с нею знакомстве:
Она меж делом и досугомОткрыла тайну, как супругомСамодержавно управлять…(VI, 45) [125]
Если Осипова не только ценила и понимала Пушкина, но была, как полагали ее дочь и сын, неравнодушна к нему, она не могла не чувствовать, что всё дальнейшее зависит только от нее, что гонимый, неустроенный поэт с его неустойчивым импульсивным характером не будет противиться ее воле.
125
Как это выглядело на практике, вспоминает А. П. Керн: «Муж нянчился с детьми, варил в шлафроке варенье, а жена гоняла на корде лошадей или читала Римскую историю…» (Керн. Воспоминания. С. 340).
О его подавленности в первые месяцы Михайловской ссылки выше было сказано достаточно. Написанные позже строки: «…для бедной Тани / Все были жребии равны» (VI, 188) вполне применимы к его собственному состоянию в то время. У него не было ни любовницы, ни брачных планов, ни желания ухаживать. Собственно, единственным препятствием на пути сближения Пушкина с Осиповой была разница в возрасте. Но Пушкина, судя по его объяснению Карамзиной, ухаживанию за Голицыной, это мало смущало. С другой стороны, если б он оскорбил чувство Осиповой невниманием, он мог совсем ее потерять, а это в положении, в котором он находился, было бы для него невосполнимой потерей.
Пушкин определенно не стремился к тому, чтобы его дружеские отношения с Осиповой переросли в нечто большее. Она была для него не более чем «милая старушка». Так назвал он ее в письме к В. Ф. Вяземской в октябре 1824 г.: «В качестве единственного развлечения я часто вижусь с одной милой старушкой-соседкой» (XIII, 532). Такое же выражение употребил он и по отношению к Лариной в третьей главе «Онегина»:
А кстати: Ларина проста,Но очень милая старушка.(VI, 53)
И вот в начале октября 1824 г., заканчивая третью главу «Онеги на», Пушкин внезапно прерывает работу над очередной строфой (чего он, как правило, не делал) и записывает на полях слева:
Старушка милая жилаПриятно и немного блудно…Одновременно он набрасывает справа рисунок, в котором Т. Г. Цявловская видит изображение няни [126] , С. А. Фомичев – «едва ли не карикатурное изображение Екатерины II» [127] , и в котором с гораздо большим основанием можно видеть карикатурное изображение Осиповой [128] .
126
Цявловская Т. Г.
127
Фомичев С. А. Рабочая тетрадь Пушкина ПД № 835 (из текстологических наблюдений // Пушкин. Исследования. Т. XI. С. 56.
128
Эту атрибуцию подтверждает и характерная выпяченная нижняя губа; ср.: «Рот ее (Осиповой. – Л. А.)… не очень велик… но нижняя губа так выдавалась, что это ее портило» (Керн. Воспоминания. С. 152).
Вероятно, в сознании Пушкина сразу же возникла напрашивающаяся параллель между «милой старушкой» Осиповой, «самодержавно» управлявшей мужем и усадьбой, и «милой старушкой» Екатериной, столь же самодержавно и не менее успешно управлявшей теми, кто исполнял при ней роль мужа, и «бедной державой» Россией. Именно в связи с мыслями о Екатерине Пушкин завершил четверостишие, уже полностью относящееся к Императрице, как и записанные затем строки, которыми в окончательной редакции открывается стихотворение:
Мне жаль великия жены… (II, 341) [129]
Не является ли шутливая характеристика образа жизни «милой старушки» Осиповой как «немного блудного», равно как и сравнение ее с Екатериной, ироническим отзвуком того, что происходило между ним и хозяйкой Тригорского?
Однако прошло немного времени, и настроение Пушкина изменилось. Ирония сменилась комплиментарностью: между октябрем 1824 и маем 1825 г. он пишет два типологически близких стихотворения, намекающих на любовное чувство к немолодой женщине. Одно из них прямо обращено к Осиповой:
129
См.: Фомичев С. А. Указ. соч. С. 55.
(II, 423)
Другое, вероятно более раннее и не столь прозрачное, построено тем не менее на том же метафорическом противопоставлении преимуществ «осеннего» возраста перед незрелой юностью:
Не стану я жалеть о розах,Увядших с легкою весной;Мне мил и виноград на лозах,В кистях созревший под горой,Краса моей долины злачной,Отрада осени златой,Продолговатый и прозрачный,Как персты девы молодой.(II, 342) [130]
Скорее всего, именно к Прасковье Александровне, а не к одной из ее дочерей, обращено и стихотворение начала 1825 г. «Примите Невский альманах». Выдержанное в характерном для отношения Пушкина к Осиповой тоне полушутливой литературной беседы, оно завершается легким, в духе мадригального остроумия поворотом к любовной теме:
Примите «Невский Альманах».Он мил и в прозе, и в стихах:Вы тут найдете Полевого,Вел<икопольского>, Х<вост>ова;К<няжевич>, дальный ваш родня,Украсил также книжку эту;Но не найдете вы меня:Мои стихи скользнули в Лету.Что слава мира?.. дым и прах!Ах, сердце ваше мне дороже!..Но, кажется, мне трудно тожеПопасть и в этот альманах.130
Комментируя это стихотворение, С. А. Кибальник справедливо замечает, что его «поэтическая мысль… заключается в предпочтении зрелой красоты красоте юной, рано отцветающей», однако его дальнейшие рассуждения о якобы связи стихотворения с увлечением Пушкина Анной Вульф сделаны без достаточного внимания к относящимся сюда фактам (Временник. Вып. 25. СПб., 1993. С. 107–108).