Пушкин – либертен и пророк: Опыт реконструкции публичной биографии

Немировский Игорь

Характерно, что Пущин, как Якушкин и Горбачевский, прямо не говорит о том, что в поведении Пушкина было столь вызывающе аморально. Горбачевский ссылается на рассказы «старших товарищей» («Мне рассказывали Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин про Пушкина такие на юге проделки, что и теперь уши краснеют»). Пущин в своих «Записках» высказывается ничуть не более ясно. Пытаясь понять, что же все-таки так сильно потрясло ко многому привычного отца поэта и о чем умолчал в своих записках Пущин, можно утверждать, что имелись в виду не любовные приключения Пушкина. О последних Пущин вспоминает безо всякого порицания, скорее даже с удовольствием:

Между нами было и не без шалостей. Случалось, зайдет он ко мне. Вместо: «Здравствуй», я его спрашиваю:

«От нее ко мне или от меня к ней?» Уж и это надо вам объяснить, если пустился болтать.

В моем соседстве, на Мойке, жила Анжелика – прелесть полька!

На прочее завеса! [89]

При этом «Записки» Пущина все же дают ключ к пониманию того, что именно Пущин считал особенно предосудительным в поведении своего друга. Ключ этот содержится в следующем признании:

89

Пущин И. И. Записки о Пушкине // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 86.

Не заключайте, пожалуйста, из этого ворчанья, чтобы я когда-нибудь был спартанцем, каким-нибудь Катоном; далеко от всего этого: всегда шалил, дурил и кутил с добрым товарищем. Пушкин сам увековечил это стихами ко мне, но при всей моей готовности к разгулу с ним, хотелось, чтобы он не переступал некоторых границ и не профанировал себя, если можно так выразиться, сближением с людьми, которые, по их положению в свете, могли волею и неволею набрасывать на него некоторого рода тень [90] .

90

Там же. С. 88.

Итак, не просто разгул, а какой-то особенный, профанирующий разгул, определенный общением Пушкина с некими сомнительными людьми, порицает Пущин. «Записки» Пущина позволяют довольно точно установить, когда и с кем Пушкин совершил нечто такое, что так расстроило его отца и что, между прочим, послужило препятствием для принятия Пушкина в Тайное общество:

Самое сильное нападение Пушкина на меня по поводу общества было, когда он встретился со мною у Н. И. Тургенева, где тогда собирались все желавшие участвовать в предполагаемом издании политического журнала [91] .

91

Там же. С. 87.

Мы можем определенно датировать время этой встречи маем 1819 года. Именно тогда случилось что-то, что так огорчило Сергея Львовича; можно предположить, что это произошло в компании тех, с кем, по мнению Пущина, поэт «переступал границы» и «профанировал себя» [92] .

Выше мы уже приводили мнение Пущина о том, что Пушкин унижал себя, стремясь к общению с людьми, стоявшими выше его по социальному положению, – А. Ф. Орловым, А. И. Чернышевым и П. Д. Киселевым, но, конечно, это были не те, кто отбрасывал на поэта «некоторого рода тень».

92

Там же.

Кто же были «те»?

С марта 1819 года начинается деятельное участие Пушкина в заседаниях Дружеского общества «Зеленая лампа». И здесь стоит отметить, что первые биографы Пушкина Анненков и Бартенев считали «Зеленую лампу» «оргиаческим» обществом безоговорочно [93] .

Щеголев столь же безоговорочно объявил «Зеленую лампу» филиалом Союза Благоденствия на том основании, что некоторые его члены принимали участие в заседаниях и застольях общества [94] . Б. В. Томашевский, соглашаясь с Щеголевым в главном – в том, что «Зеленая лампа» являлась филиалом Союза Благоденствия, – дополняет его позицию:

93

Анненков П. В. А. С. Пушкин в Александровскую эпоху. СПб., 1874. С. 63.

94

Щеголев П. Е. Из жизни и творчества Пушкина. М.; Л., 1931.

Все слухи о веселом характере собраний у Всеволожского имеют своим происхождением то, что смешивали заседания «Зеленой лампы» с веселыми вечеринками в доме Всеволожского, на которых действительно хозяин не жалел шампанского. Именно о подобных вечерах, а не о «Зеленой лампе» вспоминал Пушкин в письме Всеволожскому 1824 года, где он называл себя верным субботам (курсив Томашевского. – И. Н.) Всеволожского. Именно к субботам Всеволожского и относятся все слухи об оргиях, слухи, вероятно, сильно преувеличенные. Но мы уже видели, что ни одно из заседаний «Зеленой лампы» не приходилось на субботу. Это и понятно: по субботам не было спектаклей [95] .

95

Томашевский Б. В. Пушкин. М.; Л., 1956. Т. 1. С. 205.

С Томашевским можно согласиться лишь отчасти, принимая во внимание, что круг лиц, присутствовавших на чинных собраниях «Зеленой лампы» по будним дням, в значительной степени совпадал с кругом участников «оргиаческих» суббот. Выявить имена тех и других несложно, поскольку дошедший до нас архив «Зеленой лампы» содержит имена тех, кто приходил в дом Всеволожского по будним дням, тогда как переписка Пушкина и его поэтические послания называют тех, кто веселился там по субботам.

Итак, на основании архива «Зеленой лампы» видно, что членами общества были С. П. Трубецкой, Ф. Н. Глинка, Я. Н. Толстой, А. А. Токарев, А. С. Пушкин, А. А. Дельвиг, Н. И. Гнедич, А. Д. Улыбышев, Д. Н. Барков, Д. И. Долгоруков, А. Г. Родзянко, Ф. Ф. Юрьев, И. Е. Жадовский, П. Б. Мансуров, Н. Всеволожский. По субботам же в дом Всеволожского приезжали П. Б. Мансуров, Н. И. Кривцов, Ф. Ф. Юрьев, В. В. Энгельгардт, братья Всеволожские, А. Г. Родзянко.

Скорее всего, на веселые субботы приезжали также Дельвиг и Яков Толстой. Не будем забывать о том, что и те и «другие» мероприятия происходили в одном и том же доме – у Никиты Всеволожского. Здесь по будним дням члены общества собирались, чтобы обсуждать театральные обзоры и политические новости, читать друг другу свои произведения, а по субботам приезжали для других занятий, которые сочетали формы традиционного разврата с действиями отчетливо кощунственного характера. Так, например, разыгрывались сцены под названием «Изгнание Адама и Евы из рая», один из членов общества называл себя «гражданин Содома».

Пушкин был активным участником по крайней мере трех официальных заседаний «Зеленой лампы» и значительного числа «оргиаческих». Последние часто происходили в публичных местах, что, естественно, делало их особенно скандальными. На Пасху 1819 года Пушкин и, возможно, Н. Всеволжский проникли под видом говения в церковь при Театральной школе, чтобы ухаживать за воспитанницами. Произошло это незадолго до встречи Пушкина и Пущина в доме Николая Тургенева в мае того года, и именно это происшествие, по-видимому, огорчило отца поэта и послужило причиной того, что Иван Пущин раздумал посвящать друга в свои планы относительно тайного общества.