Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников

Вересаев Викентий Викентьевич

П. И. Бартенев. Из записной книжки. – Рус. Арх., 1912, т. II, с. 160.

В четверг утром я сидел в его комнате несколько часов (он лежал и умер в кабинете, на своем красном диване, подле средних полок с книгами). Он так переносил свои страдания, что я, видя смерть перед глазами, в первый раз в жизни находил ее чем-то обыкновенным, нисколько не ужасающим.

П. А. Плетнев – В. Г. Теплякову, 29 мая 1837 г. – Историч. Вестн., 1887, № 7, с. 21.

11 1/2 (дня, 28-го). Опять

призывал жену, но ее не пустили; ибо после того, как он сказал ей: «Arendt m’a condamne', je suis blesse' mortellement» [232] , она в нервическом страдании лежит в молитве перед образами. – Он беспокоился за жену, думая, что она ничего не знает об опасности, и говорит, что «люди заедят ее, думая, что она была в эти минуты равнодушною». Это решило его сказать об опасности.

А. И. Тургенев – неизвестному, 28 янв. 1837 года. – Пушкин и его совр-ки, вып. VI, с. 54.

232

«Арендт сказал мне мой приговор, я ранен смертельно» (фр.). – Ред.

Полдень (28-го). Арендт сейчас был. Была урина, но надежды нет, хотя и есть облегчение страданиям. Я опять входил к нему: он страдает, повторяя: «Боже мой, боже мой! что это!», сжимает кулаки в конвульсии. – Арендт думает, что это не протянется до вечера, а ему должно верить: он видел смерть в 34-х битвах.

A. И. Тургенев – неизвестному, 1837 г. – Там же.

Около полудня дали ему несколько капель опия, что принял он с жадностью и успокоился. Перед этим принимал он extr. hyoscyami с. calomel., без всякого видимого облегчения.

B. И. Даль. Ход болезни Пушкина. – П. Е. Щеголев. Дуэль, с. 206.

К полудню (28-го) Пушкину сделалось легче, он несколько развеселился и был в духе. Около часу приехал д-р Даль. Пушкин просил его войти и, встречая его, сказал:

– Мне приятно вас видеть не только как врача, но и как родного мне человека по общему нашему литературному ремеслу.

Он разговаривал с Далем и шутил.

А. Н. Аммосов. Последние дни Пушкина, с. 34.

По возвращении моем в 12 час. (дня), мне казалось, что больной стал спокойнее. Руки его были теплее и пульс явственнее. Он охотно брал лекарства, заботливо спрашивал о жене и о детях. Я нашел у него д-ра Даля. Пробыв у больного до 4 часов, я снова его оставил на попечение д-ра Даля.

И. Т. Спасский. Последние дни А. С. Пушкина. – П. Е. Щеголев. Дуэль, с. 199.

(Около 2 час. дня 28 янв.) У Пушкина нашел я толпу в зале и передней, страх ожидания пробегал шепотом по бледным лицам. Гг. Арендт и Спасский пожимали плечами. Я подошел к болящему, он подал мне руку, улыбнулся и сказал:

– Плохо, брат!

Я присел к одру смерти – и не отходил до конца страстных суток. В первый раз Пушкин сказал мне «ты». Я отвечал ему также – и побратался с ним за сутки до смерти его, уже не для здешнего мира!

В.

И. Даль. Записка. – Там же, с. 200.

Пушкин просил сперва князя Вяземского, а потом княгиню Долгорукову на том основании, что женщины лучше умеют исполнить такого рода поручения: ехать к Дантесам и сказать им, что он прощает им. Княгиня, подъехав к подъезду, спросила, можно ли видеть г-жу Дантес одну, она прибежала из дома и бросилась в карету вся разряженная, с криком: «George est hors de danger (Жорж вне опасности)!» Княгиня сказала ей, что она приехала по поручению Пушкина и что он не может жить. Тогда та начала плакать.

Ф. Г. Толь со слов княгини Е. А. Долгоруковой. – Декабристы на поселении, с. 143.

Пушкин, умирая, просил княгиню Долгорукову съездить к Дантесу и сказать ему, что он простил ему. «Moi aussi je lui pardonne (я тоже ему прощаю)!» – отвечал с нахальным смехом негодяй.

Ф. Г. Толь со слов княгини Е. А. Долгоруковой. – Там же, с. 135.

2-й час (28-го). Пушкин тих. Арендт опять здесь, но без надежды. Пушкин сам себе прощупал пульс, махнул рукою и сказал:

– Смерть идет.

Приехала Ел. Мих. Хитрова и хочет видеть его, плачет и пеняет всем; но он не мог видеть ее.

А. И. Тургенев – неизвестному. – Пушкин и его совр-ки., вып. VI, с. 54.

(Два часа.) Есть тень надежды, но только тень, т.е. нет совершенной невозможности спасения. Он тих и иногда забывается.

А. И. Тургенев – неизвестному. – Там же, с. 54.

Весь день (28-го) Пушкин был довольно спокоен; он часто призывал к себе жену; но разговаривать много не мог, ему это было трудно. Он говорил, что чувствует, как слабеет.

A. Н. Аммосов. Последние дни Пушкина, с. 35.

К шести часам вечера 28-го болезнь приняла иной вид: пульс поднялся, ударял около 120, сделался жесток; оконечности согрелись: общая теплота тела возвысилась, беспокойство усилилось. Поставили 25 пиявок к животу; жар уменьшился, опухоль живота опала, пульс сделался ровнее и гораздо мягче, кожа показывала небольшую испарину. Это была минута надежды.

B. И. Даль. Ход болезни Пушкина. – П. Е. Щеголев. Дуэль, с. 206.

С обеда пульс был крайне мал, слаб и част, – после полудня стал он подыматься, а к шестому часу ударял не более 120 в минуту и стал полнее и тверже. В то же время начал показываться небольшой общий жар. Вследствие полученных от д-ра Арендта наставлений приставили мы с д-ром Спасским 25 пиявок и в то же время послали за Арендтом. Он приехал и одобрил распоряжение наше. Больной наш твердою рукой сам ловил и припускал себе пиявок и неохотно позволял нам около себя копаться. Пульс стал ровнее, реже и гораздо мягче; я ухватился, как утопленник, за соломинку, робким голосом провозгласил надежду и обманул было и себя, и других, – но ненадолго. Пушкин заметил, что я был бодрее, взял меня за руку и спросил: