Пушкин в жизни. Спутники Пушкина (сборник)

Вересаев Викентий Викентьевич

Наталья Кирилловна Загряжская

(1747–1837)

Тетка Натальи Ивановны Гончаровой и Ек. Ив. Загряжской, дочь последнего гетмана Малороссии, генерала-фельдмаршала графа Кирилла Григ. Разумовского. Очень богатая. В 1772 г. вышла за молодого Измайловского офицера Н. А. Загряжского, с которым разъехалась, прожив с ним почти тридцать лет. Проживала у князя В. П. Кочубея, председателя государственного совета, женатого на ее воспитаннице и племяннице, занимая в его доме квартиру в шесть комнат. С детства она вращалась в кругу придворной знати, была фрейлиной императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, свидетельницей и наблюдательницей шести царствований. Пользовалась огромным почетом в высших кругах Петербурга, принимала у себя особ царской фамилии. Сафонович, посещавший ее в тридцатых годах, рассказывает: «Загряжская была кривобока… Она отдала все состояние свое Кочубеям и довольствовалась определенным содержанием на домашние свои расходы. Ей было уже более восьмидесяти лет, но она сохранила умственные способности.

Каждый вечер собиралось к ней множество посетителей для составления ее партии в бостон или просто посидеть и встретиться со знакомыми, но главнейше повидаться с князем Кочубеем, человеком нужным. В числе гостей бывали у нее все важные и известные люди того времени. Старушка играла в карты очень дурно и всегда проигрывала, но игра сделалась ее потребностью. После игры оставались у нее ужинать. После ужина нельзя было тотчас расходиться: надобно было еще посидеть некоторое время, пока старушка не кончит своего пасьянса. Она не любила рано ложиться спать и удерживала своих гостей как можно долее».

Однажды она сказала великому князю Михаилу Павловичу:

– Не хочу умереть скоропостижно. Придешь на небо, как угорелая и впопыхах, а мне нужно сделать Господу Богу три вопроса: кто были Лжедимитрии, кто Железная Маска [274] и шевалье д’Еон [275] – мужчина или женщина?

Великий князь спросил:

– Так вы уверены, что будете в небе?

Старуха обиделась и с резкостью ответила:

– А вы думаете, я родилась, чтобы маяться в чистилище?

274

Железная Маска – таинственный узник времен Людовика XIV, навеки заточенный в Бастилию и там умерший; с лица его никогда не снимали железной маски.

275

Шевалье д’Еон де Бомон (1728–1810) – дипломат-авантюрист. Переодетый девушкой, был послан Людовиком XV ко двору императрицы Елизаветы Петровны под видом племянницы французского купца с поручением собрать разные секретные сведения и установить тайную личную переписку императрицы с Людовиком. Поручение это было искусно выполнено.

Держалась Загряжская независимо. Она отказала от дому царскому любимцу, военному министру А. И. Чернышеву, упекшему на каторгу своего родственника, декабриста графа З. Г. Чернышева, в расчете завладеть его наследством.

Летом 1830 г., будучи женихом Натальи Николаевны, Пушкин посетил в Петербурге Загряжскую. Вот как он описывает свой визит в письме к невесте: «Приезжаю, обо мне докладывают, она меня принимает за своим туалетом, как хорошенькая женщина прошедшего столетия: «Вы женитесь на моей племяннице (?)» – «Точно так». – «Как же это, я очень удивлена, меня об этом не извещали, Наташа ничего мне не писала» (это не о вас она говорила, а о maman). Я отвечал ей на это, что брак был решен весьма недавно, что расстроенные дела Афанасия Николаевича, Натальи Ивановны и пр., и пр. Она не приняла моих резонов: «Наташа знает, как я люблю ее, Наташа мне всегда писала во всех случаях своей жизни, Наташа мне напишет и теперь; так как мы теперь в родстве, то, надеюсь, вы будете посещать меня часто». Мы расстались друзьями». Пушкин иногда посещал Наталью Кирилловну, любил слушать ее живые рассказы о минувших временах и многие из них записал («Table Talk»).

Дмитрий Николаевич Гончаров

(1808–1859)

Брат Н. Н. Пушкиной, старший в семье. Окончил Московский университет, служил в министерстве иностранных дел. В 1832 г., в качестве опекуна над имением душевнобольного отца, вступил в управление разоренным гончаровским имением. В 1835 г. вышел в отставку и женился на армянке, княжне Елизавете Егоровне Назаровой. Дмитрий Николаевич был человек добрый, весьма ограниченного ума, путаник в делах; был глух и заикался. Он находился в полном порабощении у своей жены, хотя и княжны, но необразованной, выросшей в бедности в совершенно другой среде. Приезд Натальи Николаевны с детьми и сестрой не пришелся ей по душе. Плохо умытая, небрежно причесанная, в помятом ситцевом платье сомнительной свежести, она появлялась с бриллиантовой ферроньерой на лбу и пренебрежительно оглядывала траурные наряды золовок. Мало-помалу она совсем сочла лишним стесняться; не упускала случая подчеркивать, что она у себя дома, а золовки обязаны ценить всякое ее одолжение; обижалась и дулась из-за каждого пустяка и совершенно отравила им существование. Когда после смерти Пушкина Екатерина Николаевна Геккерен уезжала с мужем за границу, Дмитрий Николаевич писал ей: «…ничто не интересует меня так, как твоя дальнейшая судьба; по правде сказать, изо всей семьи ты сейчас интересуешь меня всех более».

Дуэль и смерть

Барон Жорж-Шарль Дантес

(1812–1895)

В дневнике Пушкина от 26 января 1834 г. находим брошенную мимоходом, незначащую, но теперь нас глубоко волнующую запись: «Барон д’Антес и маркиз де-Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет». По странной случайности Пушкин счел нужным отметить в дневнике приезд авантюриста-француза, от пули которого через три года ему суждено было погибнуть.

Дантес

происходил из состоятельной помещичьей семьи в Эльзасе. Вся семья его была легитимистской приверженицей «законной» бурбонской династии, являвшейся носительницей бешеной монархическо-феодальной реакции. Жорж учился в парижской Сен-Сирской военной школе. Во время июльской революции, свергнувшей Карла X Бурбона, он с другими учениками школы примкнул к немногочисленным войскам, оставшимся верными Карлу X, и сражался на площади Людовика XV против восставших. Потом был в числе партизан, собравшихся в Вандее вокруг герцогини Беррийской, невестки свергнутого короля. Поэтому Пушкин и называет Дантеса шуаном: шуанами называлось контрреволюционное крестьянство Вандеи, долго боровшееся во время Великой французской революции против республики. После этого Дантес покинул школу, – то ли потому, что он не пожелал служить июльской монархии, то ли, вернее, потому, что она не пожелала его службы. Дантес вернулся в Эльзас к отцу, в его имение Зульце. Материальное благосостояние отца сильно пошатнулось, революция лишила многих членов семьи средств к существованию и королевских пенсий, а семья была большая. Жоржу оставалось одно – искать счастья за границей.

В 1833 г. он выехал в Германию. Через родственников матери, рожденной графини Гацфельдт, Дантес имел протекцию к прусскому принцу Вильгельму, будущему германскому императору Вильгельму I. Это давало ему возможность поступить в Пруссии на военную службу, но только в чине унтер-офицера; это не прельстило Дантеса. Тогда принц Вильгельм дал ему рекомендательное письмо к русскому императору Николаю. С этим письмом Дантес отправился из Берлина в Россию. В каком-то маленьком городке он серьезно заболел и в полном одиночестве лежал в гостинице. В это время возвращался в Россию из отпуска голландский посланник Геккерен; у него сломалась дорожная коляска, и он вынужден был остановиться в городке, – в той же гостинице, где лежал больной Дантес. Познакомились. Молодой француз очень понравился посланнику, – настолько понравился, что Геккерен предложил Дантесу присоединиться к его свите для совместного дальнейшего путешествия и остался ждать выздоровления Дантеса, хотя коляска была уже починена. Вместе приехали в Петербург. Геккерен продолжал покровительствовать Дантесу, оказывал ему материальную поддержку, ввел в великосветские круги. Благодаря его хлопотам и письму принца Вильгельма Дантес, после очень снисходительного офицерского экзамена, был по высочайшему повелению определен с чином корнета в самый лучший из кавалерийских гвардейских полков – кавалергардский. Другой «шуан», упомянутый Пушкиным в дневниковой записи, маркиз де Пина, не имевший такой протекции, принят был не в гвардию, как записал Пушкин, а в армию.

Геккерен продолжал относиться к Дантесу с самой нежной любовью и заботливостью, совершенно как будто непонятной в черством и эгоистическом человеке, каким был Геккерен. Через два года он усыновил Дантеса, сделал его наследником своего состояния, Дантес стал именоваться бароном Геккереном и поселился вместе с приемным отцом. Страстная нежность Геккерена к своему приемному сыну объясняется тем, что распутный старик, по-видимому, при первой же встрече в гостинице влюбился в красавца-юношу. Трудно себе представить, чтобы этот юноша, большой любитель женщин и счастливый покоритель их сердец, в свою очередь влюбился в потасканного мужчину, которому шел уже пятый десяток. Но Дантес ехал устраивать себе карьеру, покровитель его мог ему быть очень полезен в этом отношении, – и молодой человек с легким сердцем сделался «любовницей» влиятельного сановника.

Статный красавец высокого роста, очень живой, веселый, остроумный. В свете он имел большой успех. У него была какая-то врожденная способность нравиться. Этим только можно объяснить, что пустоватый и малообразованный офицер был радушно принят даже в таких высококультурных домах, как Вяземского, Карамзиной и самого Пушкина. Дамы носили Дантеса на руках и вырывали его друг у друга. Избалованный поклонением, он держался с ними развязно: позволял себе обнимать их, целовать, класть голову на плечи. Полковой товарищ Дантеса вспоминает: «Он относился к дамам вообще, как иностранец, смелее, чем мы, русские, требовательнее, если хотите, нахальнее, наглее, чем даже было принято в нашем обществе». Дантес был самоуверен, фатоват, любил похвастать своими успехами. Один знакомый сказал ему:

– Говорят, барон, вам очень везет у женщин.

Дантес ответил:

– Женитесь, граф, и я вам это докажу на деле.

Товарищи его любили, он был «славный малый». Старанием на службе не выдавался, и в приказах по полку то и дело появлялись выговоры ему: он опаздывал на службу, отлучался с дежурства, уезжал в экипаже с развода раньше начальства, на параде закуривал сигару, когда было нельзя, и т. п. За три года службы в полку Дантес был подвергнут взысканиям сорок четыре раза.

Пушкин познакомился с Дантесом летом 1834 г., когда, за отъездом жены, жил на холостом положении и обедал в ресторане Дюме. В том же ресторане обедал и недавно приехавший в Петербург Дантес. Веселый и остроумный француз понравился Пушкину. Дантес стал бывать у него, познакомился с его женой и свояченицами. Соболевский сообщает, что Дантес чрезвычайно нравился Пушкину за его детские шалости: он прыгал, например, на стол, на диваны, – ребячества, к которым был склонен и сам Пушкин до конца жизни. Нравился и своим остроумием, – Пушкин со смехом передавал остроты Дантеса. Так, однажды Пушкин приехал на бал с женой и двумя свояченицами; Дантес встретил его у дверей и воскликнул: