Пушкин. Духовный путь поэта. Книга первая. Мысль и голос гения
Шрифт:
Оговорки, описки, уточнения семейного и личностного рода, вроде ссылок на болезни, хандру, неприятности по службе, нелитературная лексика – чего мы только не обнаруживаем в письмах людей, пишущих свои послания не в литературном роде (как, к примеру, «Письма русского путешественника» Н.Карамзина), но ищущих контактов с друзьями, находящимися далеко, жалующихся семье на всякого рода тяготы. В них мы встречаем излияния в виде понятных человеческих жалоб на усталость, невезения в жизни – от игры в карты до конфликтов с начальством, обнаруживаем информацию о начатых или уже завершенных произведениях, воспоминания о шалостях и приключениях в друзьями в прежней жизни, рассказ о любовных романах, рассуждения и оценку прочитанных книг, реакцию на исторические события, возмущение цензурой и политикой правительства по отношению к частной жизни человека, пересказ последних светских
Два момента хотелось бы отметить перед тем, как читателю будет предоставлена возможность ознакомится с подборкой писем поэта. Первый связан с указанием на то обстоятельство, что Письмо в век Просвещения (вторая половина 18-начало 19 веков) в Европе, а также в России, усвоившей почти все приемы той культурной эпохи, было существенным признаком образованности, принадлежности человека к «хорошему» обществу. Поэтому к написанию писем относились крайне серьезно, независимо от внутренней, так сказать, градации писем – девичьих, писанных к подругам и наперстницам сердечных увлечений или серьезных мужских, в которых обсуждается самый широкий круг проблем – от политических до философских. Написать письмо, отослать его и ждать непременного ответа – это был процесс, который составлял важную часть бытовой жизни людей, а вместе с тем выступал своеобразным дневником эпохи, описывая ее почти во всех ракурсах – от общественно-психологических до предельно бытовых, семейственных. Эпистолярная культура составляла важную часть общей культуры. Авторы писем той эпохи во многом следовали примерам и родам писем, в том числе появлявшимся в художественной литературе, где переписка героев становилась не только сюжетным приемом, но включала в себя почти все содержание проживаемой персонажами жизни. Эпоха сентиментализма и романтизма дала немало примеров подобного рода текстов в английской, французской, немецкой и русской, конечно, словесности.
В реальной жизни людей письмо становилось важным документом, подчас заменявшим личное общение, несмотря на то, что, казалось бы, адресант и адресат находятся в одном городе и вечером они непременно встретятся на светском рауте или в каком-либо салоне. Этому процессу уделялось значительное время. Стиль и форма эпистолярных посланий постоянно видоизменялись и совершенствовались, происходило следование моде по появлявшимся литературным, в первую очередь, образцам.
В случае с такими действующими лицами эпохи, как В. А. Жуковский, П. Я. Чаадаев, кн. П. А. Вяземский, А. А. Дельвиг, М. Н. Погодин, Д. Давыдов, генерал Бенкендорф, русские императоры, наконец, это также была и форма фиксирования в переписке политической, философской, нравственной, психологической позиции. В определенной ситуации, как, к примеру, переписка между Пушкиным и Чаадаевым – это по-своему целый и значительный период становления русской исторической и философской мысли. При том, что завершающий ответ Пушкина остался не посланным. Этот диалог между выдающимися мыслителями, которому посвящена отдельная глава во второй части книги, осуществлялся именно эпистолярным образом.
Горизонтальная коммуникация в обществе того времени осуществлялась путем постоянно идущего диалога между различными субъектами социума, а в целом этот многообразный и широко разветвленный диалог превращался в п о л и л о г, посредством которого осуществлялся процесс обмена мнениями, оценками, происходило определение общих критериев нравственного поведения, социальной позиции, что, без сомнения, способствовало шлифовке самосознания русского общества. Письма Пушкина играют в воображаемом градуировании эпистолярного наследия эпохи главенствующую роль.
А по российским реалиям это еще были вопросы времени отправки почты в другие города (до 12 дня необходимо было успеть), или, по счастью, случившаяся оказия, то есть едущий в другой город верный человек, с которым можно передать письмо без оглядки на полицейскую перлюстрацию и расписаться куда больше и откровеннее, чем обычно. И точно знать, в какой день надо ждать ответа, так как письма, хотя и через несколько дней, но доставлялись почти вовремя, без опозданий.
С другой стороны, это был способ психологической и культурной «сверки» позиций, выработки общего мнения; через письма шла передача последних сведений о литературных новинках, постановках в театрах, полученных из-за границы книг иностранных авторов, рассказ о последних светских сплетнях.
Таким образом, письмо становилось паллиативным актом не только художественного творчества (независимо от того, писалось ли оно на русском или на французском языках), так как от его автора требовалось хорошее знание правил создания писем, соблюдения известной стилистической чистоты и изящества. Этому можно было обучить. К примеру, письма Натальи Николаевны Гончаровой (и которые были написаны по-французски) производят достойное впечатление своей правильностью композиции, крепкой и точной фразой, что подчас создает несколько превратное представление о ее возможностях адекватно оценивать и осмыслять события, происходившие с нею и А. С. Пушкиным в 1836–1837 годах. Стиль письма подчас умнее самого адресанта. Особенно это характерно для французских версий писем, написанных русскими авторами.
По счастью позапрошлое столетие, не будучи обременено ныне общепринятыми средствами связи, со слабо развитой сетью сообщения между разными городами и странами, создало внутреннюю культурную ситуацию, по которой эпистолярный жанр стал наиважнейшим документом, в котором фиксировались многие бесценные сведения как о личной жизни людей, так и об исторических событиях, психологии поведения людей в разных ситуациях, через них приоткрываются многие тайны совершившихся фактов социальной и исторической жизни прошлых эпох.
Серьезность отношения к письмам проявлялась и в том, что во многих случаях они не писались сразу, набело, а создавалось несколько черновиков (по крайней мере так было в пушкинскую эпоху, и сам поэт именно таким образом писал свои письма (не все, конечно) к задушевных друзьям, соратникам по литературе – кн. П. А. Вяземскому, П. В. Нащокину, В. А. Жуковскому, П. Я. Чаадаеву, А. А. Дельвигу и многим другим. Тем более, когда речь шла о письме к важному лицу по серьезному поводу. Часто письма писались специально для дальнейшей передачи их содержания публике, если изложение событий и их оценка касались крайне важных и существенных сторон жизни всего общества, и авторы писем настаивали на цитировании своих посланий в кругу друзей или просто в «свете» [2] .
2
Такой своеобразной фигурой в истории русского эпистолярия был московский почт-директор А. Я. Булгаков, который, пользуясь своим особым положением, мог легко делать важную информацию (да и не только важную, но просто любопытную) достоянием почти всего общества. Именно ему особо писал П. А. Вяземский об обстоятельствах дуэли и смерти Пушкина с тем, чтобы эти факты, точные и правдивые, стали известны многим людям.
Два подобных письма, особого, сверх-важного содержания мы приводим в этой книге. Это письмо В. А. Жуковского, направленное отцу поэта С. Л. Пушкину с подробнейшим описанием событий, предшествовавших дуэли, самой дуэли и смерти Пушкина. А также письмо другого друга поэта кн. П. А. Вяземского, которое тот направил великому князю Михаилу Павловичу с воссозданием обстоятельств дуэли и кончины Пушкина, но с важным объяснением члену императорской фамилии реакции общества на смерть поэта, выразив в письме негодование (хотя и в «скромной» форме) жандармским участием в организации похорон, отпевания и прощания с поэтом. Без этих писем наше представление о таком трагическом событии русской культуры, как смерть Пушкина, было бы неполным и не таким глубоким, как это воспринимается всяким читателем после их прочтения.
Письма того времени становились серьезным документом и позволяли их автору защищать себя от клевеветы, сплетен, ложных обвинений, уточнять что-то существенное, что имело отношению к нему лично или к его деятельности, то есть выступало для него, как своеобразный и важный аргумент по защите своих интересов и честного имени. Они выступали и как политический или философский трактат (письма Пушкина к Чаадаеву), служили впоследствии важнейшим свидетельством для фиксации крайне важных исторических событий. Без подобных писем многое было бы нам неизвестно, и наше представление сегодня о людях, событиях, истории пушкинской эпохи, которая включила в себя всего-навсего чуть больше 20 лет его творческой жизни – оказалось бы неполным или неверным.