Пушкинские места России. От Москвы до Крыма

Васькин Александр Анатольевич

Дом Голицына был для Пушкина притягательным еще и потому, что один из первых выходов в свет Натальи Гончаровой также был на балу в губернаторском особняке на Тверской. Во время своего дебюта у Голицына юная Натали немедля оказалась в кругу внимания. «А что за картина была в картинах Гончарова!» – делился с Пушкиным Вяземский в январе 1830 г., т. е. почти за год до бракосочетания поэта. В переписке братьев Булгаковых, неиссякаемом источнике сведений о московском житье-бытье, читаем: «Маленькая Гончарова, в роли сестры Дидоны, была восхитительна».

Однажды Вяземский, зная, что Пушкин давно влюблен в Гончарову, и увидав ее на балу у Голицына, попросил своего приятеля Лужина, который должен был танцевать с Гончаровой, заговорить с нею и с ее матерью мимоходом о Пушкине, с тем чтобы по их отзыву узнать, что они о нем думают. Мать и дочь отозвались благосклонно и велели кланяться Пушкину. Так Вяземский рассказывал Бартеневу.

В доме Голицына Пушкин встречал и других женщин. В 1827 г. на балу поэт, танцевавший с Екатериной Ушаковой мазурку, сочинил экспромт, ставший стихотворением «В отдалении от вас…». Ушакова написала об этом так: «Экспромт…, сказанный в мазурке на бале у князя Голицына»:

В

отдалении от васС вами буду неразлучен,Томных уст и томных глазБуду памятью размучен;Изнывая в тишине,Не хочу я быть утешен, —Вы ж вздохнете ль обо мне,Если буду я повешен?

Столь унылое окончание стихотворения свидетельствует о том, что у Пушкина в тот день было совсем не бальное настроение. Цявловская считает, что пусть и в шутку, но Пушкин этим стихотворением высказал тревогу за свою дальнейшую судьбу. Опасения вызвало обнародование непозволительно смелой и потому запрещенной элегии «Андрей Шенье». В течение 1827 г. Пушкина вынуждали несколько раз давать объяснения «компетентным органам» по поводу происхождения и смысла этого стихотворения.

Здесь же, в доме на Тверской, Пушкин повстречался с будущей поэтессой Евдокией Ростопчиной (в девичестве Сушковой), «Пушкин так заинтересовался пылкими и восторженными излияниями юной собеседницы, что провел с нею большую часть вечера», – вспоминал брат Сушковой. Свои воспоминания о встрече на балу с обожаемым ею всю оставшуюся жизнь поэтом РостопчинаСушкова облекла в стихотворную форму:

Я помню, я помню другое свиданье:На бале блестящем, в кипящем собранье,Гордясь кавалером, и об руку с ним,Вмешалась я в танцы… и счастьем моимВ тот вечер прекрасный весь мир озлащался.Он с нежным приветом ко мне обращался,Он дружбой без лести меня ободрял,Он дум моих тайну разведать желал…Ему рассказала молва городская,Что, душу небесною пищей питая,Поэзии чары постигла и я, – И он с любопытством смотрел на меня, —Песнь женского сердца, песнь женских страданий,Всю повесть простую младых упованийИз уст моих робких услышать хотел…Он выманить скоро признанье успелУ девочки, мало знакомой с участьем,Но свыкшейся рано с тоской и несчастьем…И тайны не стало в душе для него!Мне было не страшно, не стыдно его…В душе гениальной есть братство святое:Она обещает участье родное,И с нею сойтись нам отрадно, легко;Над нами парит она так высоко,Что ей неизвестны, в ее возвышенье,Взыскательных дольных умов осужденья…Вниманьем поэта в душе дорожа, – Под говор музыки, украдкой, дрожа,Стихи без искусства ему я шепталаИ взор снисхожденья с восторгом встречала.Но он, вдохновенный, с какой простотойОн исповедь слушал души молодой!Как с кротким участьем, с улыбкою другаОт ранних страданий, от злого недуга,От мрачных предчувствий он сердце лечилИ жить его в мире с судьбою учил!Он пылкостью прежней тогда оживлялся,Он к юности знойной своей возвращался,О ней говорил мне, ее вспоминал.Со мной молодея, он снова мечтал.Жалел он, что прежде, в разгульные годыЕго одинокой и буйной свободы,Судьба

не свела нас, что раньше меняОн отжил, что поздно родилася я…Жалел он, что песни девической страстиДругому поются, что тайные властиВелели любить мне, любить не его, —Другого!.. И много сказал он всего!..Слова его в душу свою принимая,Ему благодарна всем сердцем была я…И много минуло годов с того дня,И много узнала, изведала я, —Но живо и ныне о нем вспоминанье;Но речи поэта, его предвещаньеЯ в памяти сердца храню как заветИ ими горжусь… хоть его уже нет!..Но эти две первые, чудные встречиБезоблачной дружбы мне были предтечи, —И каждое слово его, каждый взглядВ мечтах моих светлою точкой горят!..

Стихотворение «Две встречи» (1839 г.), отрывок из которого мы привели, – редкий в своем роде образец воспоминаний о Пушкине. Ведь подавляющее большинство мемуаров написано в прозе.

После женитьбы и последующего переезда семьи в Петербург Пушкин почти не появлялся на балах у Голицына.

«Приведите ко мне мотылька Пушкина»

Время постройки дома (Тверская улица, № 14) относится к концу XVIII в. (арх. М.Ф. Казаков). Здание перестраивалось в начале XIX в., а затем в 1874 г. по проекту арх. А.Е. Вебера и в 1901 г. по проекту арх. Г.В. Барановского.

История дома и его владельцев очень занимательна. Прежде всего, обратим внимание читателя на то обстоятельство, что переулок, на углу с которым стоит этот дом, называется Козицким. С этой фамилии и началась жизнь дома на Тверской. Был у Екатерины II статс-секретарь для «принятия челобитен» Григорий Васильевич Козицкий. Человек европейски образованный, знавший немало языков, он еще после смерти Ломоносова разбирал его архив, а также с позволения императрицы издавал журнал «Всякая всячина». Но в один прекрасный день звезда его закатилась, и Козицкий, не справившись с душевным потрясением, лишил себя жизни, нанеся себе более тридцати (!) ножевых ран.

Его вдова, статс-дама, тоже Екатерина, но Ивановна, Козицкая была богатейшей женщиной Москвы. Про нее рассказывали такую историю. Как-то раз она припрятала 37 000 рублей ассигнациями и забыла о них, не особо в деньгах нуждаясь. А сумма эта была по тем временам немалая. Нашли деньги лишь через двадцать лет, когда они уже превратились в труху.

Козицкая в 1787 г., через двенадцать лет после трагической смерти мужа, и занялась строительством дома на Тверской. Землю она выкупила за 25 000 рублей у князя Ивана Вяземского, деда Петра Вяземского, который потом не раз посетит этот особняк. Купленная Козицкой земля не пустовала – на ней уже стоял незатейливый каменный дом 1776 г. постройки. Новый дом строила Козицкая то ли на деньги, оставшиеся от впечатлительного супруга, то ли (что более вероятно) на унаследованное от отца состояние (отцом ее был богатый симбирский купец и горнозаводчик Иван Семенович Мясников, преставившийся в 1780 г.).

Закончилось строительство после 1791 г. Вслед за тем переулок, выходящий на Тверскую улицу, именовавшийся ранее Сергиевским, стал называться Козицким. Возведенный в стиле классицизма особняк получился шикарным как внутри, так и внешне. Это был самый богатый дом в приходе храма св. великомученика Димитрия Солунского, стоявшего на противоположной стороне Тверской улицы, на месте нынешнего углового дома № 17.

У Екатерины Козицкой было две дочери: Анна и Александра, невесты с богатейшим приданым. Анна вышла замуж за князя и дипломата Александра Михайловича Белосельского-Белозерского, получившего за своей женой еще и дом на Тверской. Молодая супруга стала мачехой двум его дочерям от первого брака Зинаиде и Марии (первая жена князя умерла при родах).

Зинаида в 1810 г. вышла замуж за Никиту Григорьевича Волконского и, поменяв фамилию, стала той самой Волконской, что устроила в своем доме на Тверской литературно-музыкальный салон. В 1826–1829 гг. Пушкин нередко посещал его: «Часто у Зинаиды Волконской бывает», – узнаем мы от П.В. Анненкова.

Зинаида Волконская – блестяще образованная светская дама, поэтесса и певица. «Все дышало грацией и поэзией в необыкновенной женщине, которая вполне посвятила себя искусству. Тут же, в этих салонах, можно было встретить и все, что только было именитого на русском Парнасе, ибо все преклонялись пред гениальною женщиной», – вспоминал о Волконской один из непременных гостей салона на Тверской.

Родившись за границей, в Дрездене, она и умерла там – в Риме. Большую часть жизни провела она вне России, но оставила здесь о себе хорошую память. А все благодаря отцу-дипломату, собравшему одну из лучших в России коллекций изобразительного искусства, украсившую парадные залы особняка на Тверской. А в его дрезденском доме часто исполнял свои произведения Моцарт. Сам Россини высоко отзывался о певческих способностях юной Зинаиды, или, как ее звали, Зизи.

Волконская жила будто на две страны – Италию и Россию, стремясь, где бы она ни была, создать салонную атмосферу. На ее римской вилле частыми гостями были Гоголь, художники Иванов, Брюллов, Кипренский, Щедрин, Бруни (влюбленный в хозяйку живописец изобразил ее на своей картине «Милосердие»). Общение с яркими представителями русской культуры вызвало у Волконской жгучий интерес к русскому искусству и к самой России как объекту европейского культурного влияния.