Пускай старые мечты умирают

Линдквист Йон Айвиде

Однажды вечером, когда мы сидели на балконе и пили вино, я спросил, как они познакомились. Неожиданно они приняли загадочный вид и взглянули друг на друга так, будто их связывала шутка, понятная лишь им двоим. «Мы познакомились…в ходе расследования»,? наконец ответила Карин.

«Какого расследования?»

«В Блакеберге».

«Инцидент в …бассейне»?

«Да. Стефан был свидетелем, а я его допрашивала».

«Свидетелем? — я посмотрел на Стефана. — Но ведь ты тогда еще здесь не жил».

Стефан взглянул на Карин, будто спрашивая разрешения рассказать о еще не оконченном

расследовании, и она кивнула.

«Оскар Эрикссон,? сказал Стефан. — Я пробил его билет. В поезде. На следующий день после происшествия. Так что фактически я был последним, кто его видел».

«А кто-нибудь еще его видел?»

«Это нужно Карин спросить».

«Извини,? сказала Карин, добавляя в мой бокал вина, словно компенсируя таким образом свой отказ. — Расследование еще не окончено, и я не могу…понимаешь?»

«Но ведь это было…сколько там…пять лет назад?»

«Расследование еще не окончено».

На этом тема была исчерпана. На время.

Это был необычайно яркий пример, потому что это он был связан с профессиональным кодом поведения. Но я заметил, что и в общих вопросах они строго соблюдали границы. Что они были готовы рассказать, а что не были готовы рассказать, особенно когда речь шла об их отношениях. За двадцать три года нашей дружбы я никогда не спрашивал об их сексуальной жизни. Касания, взгляды и поцелуи украдкой говорили о том, что она у них была довольно активной. Но я инстинктивно понимал, что они не хотят обсуждать этот вопрос с другими людьми.

Я никогда не встречал пару, обладавшую такой целостностью, такой близостью, как эти двое. Они создали свою собственную маленькую вселенную. Не буду отрицать, что мне иногда было грустно в их компании, особенно после пары бокалов вина. Мы отлично проводили время, болтали и смеялись, но рано или поздно мне приходилось вставать и идти домой. Какими бы теплыми ни были наши отношения, я все же был лишним.

Они не были идеальны. Я не раз думал, что они ценили мое общество отчасти потому, что им нужен был свидетель. Кто-то, кто будет в восхищении смотреть на их любовь и поставит печать одобрения. Они просто упивались, когда я говорил что-то о том, какие они потрясающие, какое чудо, что два человека…и так далее. Что-то похожее на тщеславие. Посмотрите, какие мы замечательные.

Но это лишь примечание. Между ними существовала любовь, любовь великая и настоящая, и даже любовь имеет право на долю самолюбования.

Шли годы, и мы становились ближе. Они не часто общались с другими людьми; им вполне хватало компании друг друга, и с уверенность могу сказать, что я был единственным человеком, которого они до какой-то степени впускали в свою жизнь.

В 1995 году Карин вышла на пенсию. Прошу прощения, если вас это шокирует, но я чувствовал то же самое, когда узнал о разнице в возрасте между ними. Стефан родился в 1945 году (что означало, что он на год младше меня), а Карин — в 1929. Я сначала думал, что их разделяло лет семь-восемь, а как оказалось — шестнадцать. Ее голубые глаза и длинные светлые волосы ввели меня в заблуждение. К этому добавлялся еще тот факт, что Стефан казался старше, чем был на самом деле.

Итак, Карин вышла на пенсию, а Стефан продолжал ездить в поездах, главным образом, из Стокгольма в Осло и обратно. Как я уже сказал, я работал преимущественно вечером и ночью, поэтому днем у меня было немного свободного времени. Оставаясь одни, мы с Карин не чувствовали себя так же непринужденно, как мы со Стефаном, но примерно через год, после множества выпитых чашек кофе мы достигли того уровня, на котором нам обоим было комфортно.

Однажды, как раз за чашкой кофе, она сказала мне, что она все еще думает об Оскаре Эрикссоне, несмотря на то, что они больше не работала над этим делом. Возможно, выйдя на пенсию, она решила, что может рассказать немного больше.

«Это абсолютная неправда,? сказала она.? Официальная версия это абсолютная неправда».

«Что ты имеешь в виду?»? осторожно спросил я, стараясь не нарушить атмосферу, которая расположила ее к этой теме.

«Во-первых, кровь была на потолке бассейна. На потолке. Прямо над водой. В пяти метрах над водой. Учитывая то, как были расположены пятна, нужно было залезть на лестницу и разбрызгать кровь по потолку. При этом лестницу нужно было поставить в сам бассейн с водой. Это кровь тех жертв, которым оторвали головы».

«Ты имеешь в виду, отрубили?»

«Нет. Оторвали. И ты не можешь себе представить, какая сила для этого нужна. Попробуй голыми руками растянуть кусок рождественской ветчины. И в ней даже нет скелета. Ты знаешь старинный способ казни, когда лошади растягивали людей в разные стороны?»

«Да».

«Это просто пытка. Лошади не могут оторвать даже руку или ногу. Их можно только отрубить. И это — лошади».

«Очень сильные животные».

«Да. Слоны могут. Но не лошади. И уж точно не человек».

«Тогда что же произошло?»

Карин долго молчала, уставившись в окно, будто пытаясь рентгеновским зрением увидеть сквозь здания, которые загораживали от нее заколоченный бассейн.

«Это был удар, порез,? наконец произнесла она,? с которого можно было начать процесс отрывания, так сказать. Но это не было сделано при помощи ножа. Мы нашли еще одну жертву, пожилого человека, в квартире…». Последние фразы она говорила скорее самой себе. Она несколько раз моргнула, будто просыпаясь. Посмотрела на меня. «Оскар Эрикссон. Ты однажды видел его, да?»

«Несколько раз. Он ездил на метро, как и все».

«Но однажды вечером…»

Пару лет назад, когда мы болтали о массовом убийстве в бассейне, я рассказывал Стефану и Карин об этом случае. Было два часа ночи. Я сидел в своей кабинке и читал «Метаморфозы» Кафки, когда Оскар Эрикссон поднялся из метро. Какой-то пьяный около двери пел песню о Фритьофе Андерссоне, и мальчик…Я снова рассказал этот случай.

«Казалось, что когда он там стоял, его охватило ощущение счастья. Я хотел спросить, все ли у него в порядке и что такой маленький мальчик делает на улице ночью. Но когда он стоял и пел с тем пьяным, он будто… стал улыбаться всем лицом, а потом выбежал на улицу, словно жутко спешил добраться до того, что приносило ему такое счастье. А потом тот пьяный стал мочиться в мусорное ведро и…»