Пусть небеса падут
Шрифт:
Я облизываю губы в поисках мужества перед началом действий. Наклоняюсь вперед совсем чуть-чуть и...
И меня едва не тошнит на нее, когда ветер срывает нас с горы.
Любой аттракцион, на котором я когда-либо был, кажется детской забавой, по сравнению со свободным падением, и я цепляюсь за Одри, ненавидя себя за очередное взвизгивание.
Отличный способ показаться крутым. Уверен, она под впечатлением.
Не знаю, слышит ли она мои крики. Ее глаза закрыты, и она погружена в свои мысли, что было бы облегчением,
– Э... Одри!
– кричу я, мое сердце колотится, заглушая ветер.
Она не моргает.
Я трясу ее, но она и бровью не ведет, как будто решив, что отвесное падение с горы - отличное время, чтобы вздремнуть.
– Я серьезно, Одри, это не смешно!
Она по-прежнему не отвечает. Поэтому я закрываю глаза, и пока земля стремительно приближается, готовлюсь испытать то, что чувствует муха, ударяясь о лобовое стекло. Но в последний момент Одри шепчет:
– Замедление, - и воздушный поток тормозит, двигаясь параллельно земле.
– Больше так не делай!
– кричу я, тяжело дыша.
– Я тебя напугала?
– Да, - я едва не описался от страха, но не говорить же ей об этом.
– Пусть это будет первым уроком. То, чему я собираюсь тебя научить, будет казаться невозможным, но я знаю, что делаю. Ты должен довериться мне.
Я фыркаю:
– Я все еще пытаюсь убедить себя, что грибы в моем гамбургере не были психоделическими, и что когда я завтра проснусь, все это не окажется галлюцинацией.
Одри не улыбается, глядя на меня, сузив глаза.
– Хорошо, я доверяю тебе.
Мы несколько секунд летим в тишине, прежде чем она шепчет:
– Развейся, - и снова меня отталкивает.
Мы приземляемся на бегу, когда потоки воздуха растворяются, опуская нас на мягкую траву в переднем дворе моего дома. Дом не освещен, за исключением моей спальни, в которой горит лампа, зажженная мной после того, как Одри упала без сил на пол.
Кажется, это было несколько лет назад, а не часов.
Мое окно до сих пор открыто. Великолепно. В моей комнате, наверно, полным-полно бабочек.
– Я вернусь завтра, чтобы начать тренировку, - говорит Одри, поворачиваясь к финиковой аллее.
– Это все? Теперь мне положено просто идти спать?
– Тебе нужен отдых. Завтра будет длинный день.
– А ты?
– Моя кожа зудит от одной только мысли о куче пальмовых листьев, на которой она спит.
– Ты могла бы остаться в моей комнате, если хочешь.
Она поднимает бровь.
Я чувствую, как мои щеки горят.
– Я не это имел в виду. Я посплю на полу.
Губы Одри растягиваются в полуулыбке. Я размышляю о том, знает ли она, как полноценно улыбаться.
– Я не буду спать, - говорит она.
– Мне нужно придумать, как позвать на помощь.
– Ох, точно.
Сражаться с психами, которые идут, чтобы захватить меня, по причине, которую я до сих пор не понимаю. Да, сон действительно будет безнадежным делом.
– Отдохни, как следует, Вейн, - шепчет Одри и уносится в сторону пальм.
Я жду, пока она не исчезнет из виду, затем влезаю в дом через окно, ругая родителей за посаженный под окнами колючий кустарник. Я опускаю окно и защелкиваю задвижку.
Часы на ночном столике показывают 1:03 утра.
Я глазею на пустую бутылку воды, на полу. На место на ковре, где Одри лежала без сознания. На подушки и простыни, раскиданные оттого, что я проснулся в испуге.
Я не знаю, что делать со всем тем, что я видел или чувствовал, или тем, о чем Одри рассказала мне. Поэтому я делаю то, что она приказала. Я забираюсь в кровать, размышляя о том, будет ли эта ночь первой ночью, в которую она мне не приснится.
Я буду скучать по ней.
Легкий ветерок врывается в мою комнату, напевая какую-то старинную колыбельную.
Я закрываю глаза и позволяю шелесту унести меня в сны о моем наследии.
Сны об Одри.
Глава 10
Одри
ОДРИ
Я мечусь взад и вперед по комнате - удивительно, как еще не вытоптала пол до дыр. Наконец, я падаю на жесткую грязную землю, оттягивая время, как последняя трусиха.
Мои глаза начинают слипаться, но я заставляю их распахнуться. За последние десять лет я спала не больше двух часов в сутки. Силы Бури предупреждали, чтобы я не перенапрягалась, но охрана Вейна - круглосуточная работа. И если я стану потакать своим желаниям, то рискую подвести их.
Как подвела своего отца.
По крайней мере, Вейн отдохнет. Восточный ветер, который я отправила, убаюкает его утомленный разум. Этот трюк проделывал мой отец, сплетая легкий ветерок в вихрь колыбельных. Уложив меня спать, он посылал его в мою комнату, добавляя к нему свой теплый густой голос.
Мой отец не мог говорить с птицами, как мы с мамой, но он пел подобно им. Это не было истинным даром, но, тем не менее, у нас было что-то общее. Каждый раз, летая вместе, мы пели дуэтом.
Но я не вплетала свои собственные песни в ветер, посланный Вейну. Мои мелодии умолкли в день смерти отца.
Такое ощущение, что даже от простого сплетения колыбельных мое сердце рвется на части, но Вейн заслуживает последнюю спокойную ночь. Тяжелое бремя лежит у него на плечах, гораздо тяжелее, нежели мои задачи. Ближайшие дни станут самыми тяжелыми в его жизни.
Удивительно, как легко мне сопереживать ему. Долгие годы мне было трудно не злиться на него. Не испытывать ненависть от того, что его жизнь важнее жизни моего отца. Важнее моей. Я беспокоилась, что мне будет тяжело вести себя корректно, когда нам придется общаться.