Пусть небеса падут
Шрифт:
– Вполне уверен, что изменит.
– Нет, не изменит. Прямо сейчас ты неизвестная переменная. Райден не знает, насколько ты силен на самом деле. И пока не знает, ты можем это использовать. Подогревать его беспокойство и отвлекать, пусть ждет, пока не увидит, на что ты способен.
– Прекрасно, итак ты собираешься отдать жизнь, чтобы сохранить тайну.
– Не тайну. Оружие.
От этого слова по моим жилам проскальзывает лед.
– Я не хочу быть оружием.
– Я знаю.
– Я почти не слышу ее тихий
Мы едем в тишине, когда мой автомобиль поднимается на гребни горы, и становится видна Ветровая электростанция Сан Горгонио. Блестящие ветряные мельницы стоят в линию на холмах, совершенно белые под ярко-синим небом, в их лопастях циркулируют ветра.
Через несколько миль мы будем дома.
Я не готов вернуться к реальности. Не с несколькими днями до прихода Буреносцев. Не с родителями, которые будут требовать ответов, которых у меня нет. Не с отсутствием идей как спасти Одри.
Золотые арки появляются на горизонте в тот же момент, когда ее живот урчит.
Вдохновение.
Я меняю полосу, направляясь к обочине.
Если я могу заставить ее жить своей жизнью немного для себя и увидеть, насколько это удивительно, возможно это убедит ее не жертвовать собой.
– Куда мы едем?
– спрашивает Одри.
– Мы останавливаемся, чтобы съесть ланч.
Глава 42
Одри
Тяжелый запах масла и соли цепляется за салон машины Вейна, и практически душит меня. Последние лучи утреннего солнца светят сквозь стекло, но Вейн держит окна плотно закрытыми, удерживая запах внутри.
Резкие спазмы сжимают мой желудок, но я игнорирую их. Во многом, я не обращаю внимания на влажный пакет с нетронутой пищей, стоящий на приборной панели передо мной.
– Ты даже не попробовала?
– спрашивает он снова. Он протягивает картошку фри, пытаясь соблазнить меня.
Мой рот наполняется слюной, но я отрицательно качаю головой и сглатываю со стуком, я чувствую нутром, как я это делаю.
Честно говоря, я не знаю, почему он так удивлен. Это точно не открытие.
– Ты хочешь, есть, - говорит он, когда мой живот урчит.
– Ты просто слишком упряма, чтобы признать это.
Я не могу не согласиться с этим. Таким образом, я вырываю страницу из книги утверждений Вейна и просто пожимаю плечами.
Ему, кажется, это не нравится, и он с силой забирает картошку фри обратно.
– Ты так голодаешь, чтобы смогла быть сильной через несколько месяцев, когда, вероятно, даже и нужно-то не будет. Ты не видишь тут несправедливости?
Мой живот урчит, и я снова прижимаю руки к талии, пытаясь удержать звук. Пустота в животе чувствуется, как будто она поглощает меня целиком.
Вейн фыркает.
– Так для чего ты это делаешь?
– Что?
– Ты живешь в дерьмовом сожженном доме в средине гребаной пустыни. Ты только спишь. Тебе не разрешают, есть или пить. Это похоже на чью-то попытку тебя наказать.
– Никто не наказывает меня. Я выбрала эту жизнь для себя, потому что это то, чего я захотела.
Это так, напоминаю я себе. И это то, что мой отец попросил меня сделать.
– Тогда почему ты хочешь наказывать себя?
Тишина между нами наростает. Некрасиво, неудобно, что я могу почувствовать, глядя на себя. Но я никак не могу ее сломать.
Вейн хватает меня за руку снова. Его прикосновение мягкое, нежное, но одновременно жесткое. Он не позволяет мне вырвать руку.
– Почему ты живешь так, словно не важна? Ты важна. Ты важна мне - и не, потому что ты свирепый воин, который собирается пожертвовать собой, с целью спаси меня. Ты важна, потому что ты - это ты.
Он бормочет последние слова, как будто он стеснялся сказать их.
Я стараюсь не смотреть на него, пытаясь сохранить это мгновение под контролем. Но моя голова, кажется, поворачивается самостоятельно, и мои глаза тянутся к нему.
– Ты единственная постоянная, которая была у меня в жизни. Я потерял все свое прошлое, кроме тебя. Ты оставалась со мной. И возвращалась каждыя раз, как я закрывал глаза, - его щеки горят, и он ерзает на сидении.
– Я оборачивался, чтобы увидеть ту девушку с длинными темными волосами, обрамляющими лицо. Я оборачивался, чтобы увидеть тебя. Настоящую тебя. Не застегнутого на все пуговицы солдата, которым ты притворяешься.
– Я не притворяюсь.
– Возможно, нет. Но это не то, кто ты.
Я вздрагиваю, когда он тянется к моей косе, водит пальцами по запутанному переплетению.
– У тебя от этого голова не болит?
– спрашивает он.
Да.
– Нет.
Он не выглядит убежденным, отпуская мою косу и проводя рукой по рукаву моего жакета.
– Неужели он не душит тебя на жаре пустыни?
Да.
– Нет.
Мы смотрим в окна, когда группа прогуливающихся подростков, смеясь и шутя, прыгают в машину рядом с нами. Они увеличивают звук какой-то пульсирующей песни, как и положено для нормального дня с друзьями.
Я ненавижу себя за то, что завидую им.
– Почему это так важно для тебя, ношу я форму или заплетаю волосы?
– Я просто пытаюсь понять тебя.
– Это легко. Я - защитник. Все, что я делаю - это выполняю клятву, которую я дала. Это жизнь, которую я выбрала. Жизнь, которую я выбрала бы снова.
Мой голос звучит громче, чем я хочу. Оборонительно.
Вейн остается спокойным и тихим, отвечая.
– Так ли это? Или это то, что ты сама себе сказала, потому что в другом случае вынуждена была бы признать, что вся твоя жизнь отстой? И что ты поклялась уже давно, потому что веришь, что заслужила наказание за что-то содеянное, и с тех пор должна себя мучить?