Пусть об этом знают все
Шрифт:
– Вот же блин… Отдохнул, называется, – буркнул под нос Максим. – Поехали домой, короче.
Но Артем расходился все сильнее, сотрясаясь от смеха, который больше напоминал не то свист, не то шипение.
Максим с досадой глядел на истерику брата, гадая, то ли ждать, пока тот успокоится сам, то ли вызвать такси, сгрести это тело в охапку и уволочь силой. Но тут смех внезапно оборвался. Артем взглянул на него мутным взором, криво, самодовольно улыбнулся и вдруг выдал:
– Ты ведь и впрямь считаешь себя таким крутым… А ничего-то ты не знаешь. А я развел тебя, как последнего лошка. Ты думал, что твой брат –
Максим поморщился: очевидно, ждать, пока младший хоть малость протрезвеет, придется долго. Он достал телефон, вызвал такси. «Хоть бы только не наблевал там», – подумал, глядя на него с сомнением.
– Что? – продолжал выступать Артем. – Что смотришь? Не веришь? Это ведь я подставил эту дуру. Я вас всех стравил.
– Темыч, твой бред меня уже утомил. Помолчи лучше, а?
– Бред? – снова хихикнул Артем. – Так вот это я рассказал Шилову вашему, что ты отцу не родной. Я! И как все красиво сделал! Чтобы тот подумал на нее. И чтоб ты подумал на нее. Чтоб вы все подумали на нее. И вы все повелись. А я наблюдал со стороны за вашей возней. Так-то.
– Ты что несешь? – глухо спросил Максим.
Внутри вдруг образовалась пустота, мертвая и холодная. Сердце же, наоборот, начало стремительно набирать обороты.
– Что? Съел? Видел бы ты сейчас свое лицо! – прыснул Артем. – Кстати, и из дома тоже я ее выставил. Да! То есть сделал так, чтобы она сама ушла. Просто рассказал ей правду про отца, и все. На другой день она уже умчалась.
Максим стиснул челюсти. Кровь гулко стучала в висках, затылок ломило.
– Ну что, Макс, ловко я вас всех, а? Думал, что ты у нас главный, да? А это я! Дергал за ниточки, и вы все все делали так, как хотел я…
Последнее «я» прозвучало смазанно. Максим ударил брата в лицо, в пьяное, хихикающее лицо, ставшее вдруг чужим и неприятным. Невыносимо было слушать все это. Хотелось, чтобы он немедленно замолчал. Артем захлебнулся вздохом и, закатив глаза, мешком повалился в траву. Максим разжал кулак. Грудь его все еще часто вздымалась, дыхание вырывалось с шумом, в висках пульсировало.
Завибрировал телефон, оповестив, что такси на месте, ждет. Максим брезгливо посмотрел на брата. Потом закинул его на плечо и понес к дороге.
Глава 5
Максим не без труда доволок упирающегося Артема через двор в дом. Там скинул его, бесчувственного, на банкетку в холле. Вера тут же подскочила, заохала:
– Господи! Что с мальчиком?! Максим?
Артем дернулся и скатился с банкетки на пол, промычав что-то нечленораздельное.
Максим поднялся к себе, не отвечая. Не было ни сил, ни желания разговаривать, а уж тем более объяснять, «что с мальчиком».
Признание Артема его оглушило. Наверное, даже болезнь и смерть деда не потрясли его так сильно, как эти откровения. В голове до сих пор звучали голос брата, его бахвальство и пьяные смешки. Чудовищные слова свербели в мозгу, причиняя физическую боль. Никак не верилось, что его младший брат, этот правильный и прилежный тихоня, который и воды не замутит, способен на такие гнусные вещи.
И тем не менее он не врал. Максим как-то сразу и совершенно отчетливо это понял. Даже скорее почувствовал – так оно и есть.
Ослепляющими вспышками перед мысленным взором возникали фрагменты один ужаснее другого: с какой злобой он бросал ей в лицо оскорбление при всех, как всем классом травили ее с его посыла, как намеренно причинял ей боль, как все потешались над ее доверчивостью, наблюдая за «гонкой» Мансурова и Шилова. И он наблюдал вместе со всеми, молча, безучастно, хоть и понимал, как все это отвратно. А ведь с самого начала было достаточно всего лишь одного его слова, чтобы ее приняли нормально. Да даже потом, когда Шилов вывалил на него перед тем, как эти двое поспорили на нее… Он ведь мог сдержаться. Дома бы ей все высказал, и, глядишь, разобрались бы. Но нет, он всем показал, как она ему противна. Он, и только он запустил эту волну. Сознательно сделал ее жизнь невыносимой, унизил, как только мог, и другим позволял ее унижать. И не важно, знал он или не знал, что она не виновата. Он повел себя как конченый идиот. Только от его дурости пострадала она. Так что Артем, конечно, сука еще та, но и он не лучше.
Тягостные размышления прервала мать. Они с отцом вернулись из ресторана и, очевидно, немногим трезвее Артема. Но мать Максим жалел, несчастная она. Хотя именно сейчас ему было не до жалости. И он просто терпел, пока она хныкала, сидя у него в кресле. Один раз лишь вставил дежурное:
– Мам, да не плачь ты. Все наладится.
Она помотала головой, горько всхлипнув.
– Ничего уже не наладится. Ты не понимаешь… Ты далеко, не знаешь многого. А у Димы другая женщина…
Она вновь тихонько завыла.
– Ну подумаешь, другая! Тоже мне новость. В первый раз, что ли? Сколько этих женщин у него было! Это ж так, просто секс… Это ничего не значит.
Мать снова качнула головой:
– Я, конечно, знала, что он изменяет иногда. Вокруг него столько женщин всегда вилось!.. Но раньше это, может, ничего и не значило. Он если с кем и встречался, то тайком от меня, от всех. Заботился о репутации семьи. А эта, последняя… Тут все иначе. Он ее везде таскает. Говорит, что едет по делу, а сам – с ней. Вот недавно на день рождения Алены ее приволок. Представляешь, какой цинизм? Привести любовницу туда, где дети, где законная жена! Каково, а? И не просто привел, а весь вечер от нее не отлипал. Чуть ли прямо там не…
Она промокнула слезы платком. Максим не знал, что и сказать, как утешить плачущую мать.
– А знаешь, как это унизительно, когда все на тебя смотрят с жалостью, потому что все понимают? И ты при этом должна притворяться, что тебе нет дела. Это пытка! А какой он стал жадный! Денег не допросишься. Вот мы к тебе приезжали недавно. Знал бы ты, каких скандалов мне стоило вытрясти из него эту поездку! Согласился только из-за Артема. Ну и потому, что сам рванул на Бали с этой шлюхой своей.