Пусть поднимется ветер
Шрифт:
Я думала, что покончила с той жизнью.
И все же, я здесь... добровольный страж моей матери.
Я не сожалею о решении, но все же боюсь.
Ее птицы уже начали собираться... жестокие вороны, дергающиеся воробьи и щурящиеся стервятники. Они устраиваются на крыше, на ветках, на камнях и сорняках. Их взгляды следуют за моим каждым движением, пристальные, осторожные и недружелюбные.
Они всегда предпочитают мою мать мне.
Предполагаю, что это какое-то свидетельство ее превосходства.
Но интересно, было
Я иду обратно внутрь, срываю перезвоны ветра отца, висящие над пустым столом, и вешаю их на тот же самый крюк, который я использовала в прошлый раз, когда нашла их.
Мать кричит мне, чтобы я остановилась, но уже их мягкий звон делает воздух менее одиноким.
– Я собираюсь положить обратно их, как только ты уйдешь, - говорит она мне.
– Нет, ты этого не сделаешь. Ты рисковала моей жизнью... и это стоило жизни Гасу... чтобы защитить остатки песни отца. И все же ты убираешь его перезвоны и отказываешься позволять им петь?
– Я защищаю их!
– Нет, ты разрушаешь их. Я знаю, каково это быть заключенной. Я знаю, как это медленно истощает сердце. Я не позволю тебе, чтобы с наследием папы было также.
Слова заставляют ее отступить на шаг назад, и я наблюдаю, как эмоции мерцают в ее глазах. Вспышки вины, горя и раскаяния... но там слишком много более темных нот.
– Отлично, - говорит она, сосредоточиваясь на звездах.
– Мы попробуем по-твоему... пока что.
– Если тебе это поможет идти вперед. Но это навсегда. Ты должна придерживаться моих правил.
– Боже, ты серьезно примеряешь на себя роль будущей королевы, да?
– спрашивает она.
– Думаешь, меня волнует название? Меня заботит моя клятва. Я поклялась контролировать тебя. Я поклялась защищать наших людей от твоего влияния. И я буду. Ты не покинешь этот дом без меня... никогда. Мне все равно, если это будет адское пламя. Вдыхай воздух, чтобы уничтожить огонь и остаться в пепле. И никаких сообщений любому, кроме меня.
– Так вот, что ты собираешься сделать со своей жизнью теперь?
– спрашивает моя мать.
– Постоянное дежурство, чтобы следить за мной? Не думаю, что Вейн был так доволен той договоренностью.
Он не был... хотя, если бы я попросила, он бы со мной согласился.
Но я не одна. У меня есть небо... и дары.
– Ветер скажет мне, если ты не будешь повиноваться, - предупреждаю я ее.
– Как и мои птицы.
Я поворачиваюсь к нашим крылатым зрителям, радуясь, что они уже сосредоточены на мне.
– Теперь вы подчиняетесь мне, - говорю я им.
– И ваша задача состоит в том, чтобы наблюдать за ней.
Я протягиваю руку, и храбрый воробей садится на мой палец.
Он тыкается своим клювиком в мой большой палец, когда я поглаживаю смелые полосы вдоль его головы и говорю ему, сообщать мне два раза в день. Я могу чувствовать, как его лояльность ко мне раздувается от моего прикосновения,
Я приказываю, чтобы остальные птицы заменяли его.
Ветер скажет мне, если они не справятся.
– Если ты докажешь, что тебе нельзя доверять, я позволю Астону найти другое решение, - предупреждаю я мать.
– И если и он не сможет найти решение, то мы приведем тебя к Озу, думаю, мы оба знаем, какой будет у него ответ.
– Ну, - говорит мать, разглаживая ткань своего шелкового синего платья, когда я отсылаю своего нового друга воробья назад на его ветвь дуба.
– Вижу, что ты все продумала.
Она так старается быть изящной женщиной, которой всегда была. Но она слишком хила и травмирована, чтобы справиться.
Слишком слабая и раненная, чтобы снова меня запугать.
Мать вздыхает.
– Почему это всегда должно быть так? Мы не можем...
– Она трясет головой, отбрасывая все то, что планировала сказать.
– Почему бы тебе не пойти внутрь? Я могу помочь тебе обработать твои раны.
– Я должна идти.
Я обещала Вейну, что буду ждать его... и после всех ожиданий, это обещание я собираюсь сдержать.
Его связь сжимает мое сердце, сокрушительная боль - доказательство, что он все еще дышит.
Все еще борется.
Пожалуйста, пусть он победит.
Я смотрю на небо. Слушаю. Надеюсь.
– Мы не можем все оставить так, Одри, - говорит моя мать.
– Просто зайди внутрь на пару минут.
– Почему ты так на этом настаиваешь?
Она смотрит на перезвоны и крутит браслет на своем запястье.
– Возможно... я не готова быть одна.
– Шепчет она.
Я наблюдаю, как ее пальцы поглаживают голую кожу, теребят золотую манжету, которая должна быть там. И я должна спросить:
– Что произошло с твоим браслетом?
– Его забрал Оз. Прежде, чем он направил меня в Водоворот. Он сказал, что я опозорила свой браслет моим выбором.
– Ты так и сделала.
– Знаю.
– Ветер, кажется, меняется, и она поворачивает лицо к бризу; выражение ее лица мирное, как раз когда ее пальцы выдалбливают красные следы на коже.
– Я живу со своими ошибками каждый день в течение десяти лет. Иногда я не уверена, что смогу прожить дольше.
– Это твоя вина.
– Так и есть. Но ты могла исправить это.
– Если ты просишь, чтобы я простила тебя...
– Я ничего не прошу. Я просто говорю тебе, что твой отец сказал мне. Когда Вейн вытащил меня из этого кошмара, я практически уже ушла... и у меня не было планов, чтобы пробиться обратно. Но песня твоего отца нашла меня и позвала к нему. Он наполнил мое сердце новым текстом. Напомнил мне, что когда он дал тебе свой дар, он дал мне тебя. И он сказал, что я могу жить без него, но никогда без тебя.
Я закрываю глаза, ненавидя то, что должна услышать это сообщение ее голосом вместо его.