Пусть проигравший плачет
Шрифт:
Набрав номер, услышала очень неплохо знакомый голос:
— Алло?
— Я по поводу работы, — сказала я, судорожно вспоминая, где я этот голос уже могла слышать.
— Ты? — удивился мой абонент. — Таня, ты что, не узнала меня?
О господи! Сережа! Мой давний знакомый… Как же я забыла, что он работает как раз на «Таро», ди-джеем. Ах, простите, ведущим… Сережа патологически не выносил, когда его так называли.
Знакомы мы были неплохо — вместе часто бывали на одних и тех же тусовках, и отношения у нас были довольно неплохими. Я всегда говорила,
— Послушай, я же совсем забыла, что ты работаешь на «Таро»! Привет.
— Иванова, только не вешай мне лапшу на уши, что тебе ужасно хочется поработать менеджером, ладно? Излагай проблему сразу. Не стану мучить великого сыщика подробностями своей жизни.
— Сереж, мне нужна твоя помощь, — честно призналась я.
— Я догадливый мальчик, — рассмеялся он. — Надеюсь, у тебя там не начали мочить ди-джеев?
— Нет, успокойся. Убили старикана с уголовным прошлым и еще одного старикана — художника. Они, ко всему, были друзьями и любителями антиквариата.
— Ага. А при чем тут наша многогрешная станция?
— При музыке, Сережа. В тот момент у старикана играла пластинка с песней «Пустыня любви», а у второго — радио. Ваше, Сереженька. И очень меня занимает один вопрос…
Я назвала ему дату убийства Арташеса, время и попросила вспомнить, кто дежурил в ту ночь. Мне повезло — дежурил он. И даже вспомнил название песни, которую он поставил как раз в это время.
— Потому что, Танечка, у меня как раз был концерт по заявкам. Позвонил какой-то мужчина и попросил поставить эту песню для очень хорошего человека, которому она чрезвычайно дорога как напоминание о прежней любви. Честно говоря, я вообще не знаю, как она у нас оказалась — песенка-то старая!
— Название, — простонала я. — Полцарства за коня, Сереженька!
— Хватит одного твоего поцелуя, — нахально сказал он. — «Пустыня любви» твоя и была заказана.
— Спасибо, — прошептала я и повесила трубку. После этого я свалилась в кресло и почувствовала себя в этой самой пустыне с кучей оазисов, которые сейчас казались только миражами, и полной путаницей в голове.
Господи, что у них за игра? Может быть, ты что-то понимаешь?
Потому что я не могла пока ничего понять, кроме того, что все странные убийства связаны с этой самой «Пустыней» и старинным стилетом. И за всем этим туманно рисуется стройная фигурка странной женщины, сошедшей с полотна Боттичелли, каждый пальчик которой украшен маленьким золотым колечком…
Лоретта, кто ты?
Я готова была простонать, прокричать этот вопрос в трубку. Все так легко: набрать номер ее телефона и спросить — кто ты, черт бы тебя побрал? Кто?
Я открыла альбом и сразу зажмурилась.
Прямо на первой странице с фотографии улыбались мне одинаковыми улыбками Арташес и Рябцев, только совсем молодые.
Но вот улыбки у них были точь-в-точь такие же, как сейчас, в последние мгновения их жизни… Как будто увидели они то же самое, что и тогда, двадцать лет назад.
Я
Следующая страница была украшена опять Арташесом и Рябцевым, но на сей раз между ними сидела очень красивая женщина. Молодая, немного поникшая, но с такими глазами, что я не могла оторвать взгляда от этой глубины и яркости, которую не могла скрыть даже старая фотография.
И я была готова поклясться, что эта красавица очень похожа на Лоретту!
Я смотрела на нее и думала — почему мне говорили про мальчика? Или Лоретта поменяла пол? Нет, мне показалось, что она — сама женственность!
Перевернув страницу, я остолбенела. Рябцев, обнимающий за плечи эту женщину. Господи, как он на нее смотрел! Сколько страсти было в его взоре!
Следующая — двое детей. Мальчик и девочка. Похожие, как две капли воды.
И в девочке этой я уже без труда узнала Лоретту!
Что же заставляло Гараяна скрывать ее существование?
Почему Рябцев так бережно хранил все эти фотографии?
Я на время отложила альбом. Мне был необходим тайм-аут. Я оказалась лицом к лицу с чужой тайной, и мне было немного странно и страшно.
Альбом вдруг стал казаться мне «черным ящиком», содержащим информацию, почему погибли «самолеты», но вот пока я не могла расшифровать эту информацию. Жаль, что у меня не было старого проигрывателя. Может быть, «Пустыня любви» могла бы помочь мне расшифровать эти странные «иероглифы»?
Я опять потянулась к нему, но не успела. Зазвонил телефон, и я опять услышала голос Мельникова:
— Тань, я вот что вспомнил… Может быть, ты сочтешь это глупым чрезвычайно, но помнишь — был фильм такой «Море любви»?
— Смутно, — призналась я. — Кажется, маньячный триллер?
— Вот, — удовлетворенно выдохнул Мельников. — Там какой-то придурок мочил девушек под мелодию этой песни! Может, мы имеем дело с «киноманом»?
— Только наш киноман слушает «Пустыню» и мочит старичков, — хмыкнула я. — Я не стану отметать пока твою версию, но… Мне вот кажется, что это немного не так. Может быть, он и смотрел этот фильм, я не спорю, и в подсознании у него это отложилось — только тут, Мельников, все немного сложнее. А может быть, наоборот, — проще. Приедешь — поговорим…
Конечно, в его рассуждениях могла присутствовать доля правды. Я опять уставилась в альбом.
Рука моя потянулась к кисету с костями раньше, чем я подумала об этом. Выработавшийся рефлекс, улыбнулась я. Если не можете допереть до чего-то своей головой, воспользуйтесь подсказкой чисел, госпожа Иванова!
36+20+11.
«Вы излишне заботитесь о мелочах, забывая о главном».
Спасибо за критику, но как бы мне еще опознать, что есть главное?
Мой взгляд снова и снова притягивали фотографии. Я бережно перебирала их — как ни странно, чем дольше я всматривалась в эти лица, тем глубже начинала понимать их. И как будто кто-то позволял мне смотреть дальше, разрушая невидимую преграду, воздвигнутую мной самой.