Пусть танцуют белые медведи
Шрифт:
— Добро пожаловать! — крикнул он. — Добро пожаловать домой!
— Вот увидишь, мы с тобой подружимся, — сказал он мне.
Мы лежали наверху, в той комнате, которая должна была теперь стать моей. Я поставил перед собой мой будильник, он показывал всего восемь вечера, но я чувствовал, что устал как собака. За последнее время мне изрядно досталось. Я лежал на кровати со стальными ножками и глазел по сторонам. Похоже, этому Хилдингу нравились ножки из стальных трубок. Их было полным-полно по всему дому — у письменного
Он и впрямь расстарался, этот Хилдинг Торстенсон.
Даже не припомнил мне, что я укусил его в живот. И делал вид, что не обращает внимания на то, что я почти ему не отвечаю. Он, видно, к этому привык. Как-никак он был зубным врачом и привык разговаривать с пациентами, у которых изо рта торчали всякие трубки-отсосы и сверла. Хилдинг не стал настаивать на том, чтобы я спустился вниз, посидеть с ним и с мамой.
— Мы можем и утром поболтать, — сказал он.
Ему и самому хотелось посидеть вдвоем с мамой: как-никак это был их первый вечер в их новом доме.
А у меня был Блэки Лоулес.
Я еще побаивался этой крысы, поэтому сунул ее в коробку из-под ботинок. Выбравшись наружу, он стал моргать от света, и вид у него был такой же потерянный, как и у меня самого. Он устроился на моем растревоженном животе, и мне приятно было ощущать его тепло. Все же какая-никакая, а компания.
Я достал отцовскую губную гармошку и попробовал сыграть пару мелодий. У меня не больно здорово получалось. Но я решил тренироваться, и поэтому поиграл еще немного, пока Блэки не начал ворочаться: видимо у него был музыкальный слух. Да я и сам устал.
— Спокойной ночи, — сказал я Блэки.
Может, это не самый удобный дом, но пока я не найду чего-нибудь получше, ему придется пожить в коробке. Я запихнул ее под кровать. Потом закутался с головой в одеяло и включил магнитофон. Я записал несколько отцовских пластинок.
Странно было слушать их здесь.
В конце концов я, кажется, заснул.
Мне приснилась большая снежная долина, по которой брели белые медведи. Стояла ночь, и луна светила холодным светом, словно прожектор на стадионе. Я стоял и смотрел на медведей. Они танцевали, и откуда-то издалека доносилась песня Элвиса Пресли «Got a’lot o’living to do» [10] . Я знал, что один из медведей — мой отец. У него на лбу была ярко-красная отметина.
10
«Мне еще жить и жить».
Вдруг он поднял на меня глаза и улыбнулся мне грустной улыбкой.
— Я иду! — крикнул я.
И тут же проснулся и вспомнил, что я в доме Хилдинга Торстенсона. Потом я снова задремал, но мед веди мне больше не снились.
Глава пятая
День
Когда я услышал, что кто-то поднимается по лестнице, было уже поздно.
Я бы все равно не успел его спрятать.
Я вытащил крысу из коробки, когда проснулся. Мне было его жалко. Как-никак и я на своей шкуре испытал, каково это просыпаться на новом месте, где никого не знаешь.
— Бедняга Блэки, — прошептал я в его безволосое ухо и усадил перед собой на одеяло.
Выглядел он вполне бодрым.
Когда я почувствовал его лапки на одеяле, мне и самому как-то полегчало. Он ворочал головой во все стороны, оглядывая все вокруг, а усы его при этом дрожали.
Зверек пристально рассматривал белые занавески и явно навострился вскарабкаться по ним, чтобы побалансировать на блестящем карнизе. Потом перевел взгляд на стоявшее в углу кресло на стальном каркасе, видимо, предвкушая, как вцепится зубами в синие подушки.
Я чувствовал себя чужаком в этой комнате. Словно поселился в экспозиции в магазине «ИКЕА».
— Все-таки хорошо, что ты у меня есть, — прошептал я и почесал ему брюшко, где шерстка была светлее.
И тут послышались шаги на лестнице.
Они быстро приближались. Вот-вот кто-то войдет в мою комнату. И этому незваному гостю явно не понравится, что я сижу в кровати и милуюсь с коричневой крысой.
— Проклятие, — прошептал я, — прячься сюда! Сиди тихо и носа не высовывай! Понял?
Я засунул Блэки под одеяло и подоткнул его под себя со всех сторон, чтобы крыса не смогла вылезти. Он прошмыгнул к моим ногам, и тут дверь распахнулась.
— Доброе утро! — приветствовал меня Хилдинг Торстенсон. — Вот, заглянул убедиться, что ты живой.
Он улыбался своей безупречной улыбкой зубного врача и держал одной рукой поднос с завтраком.
— Вроде да, — пробормотал я, пытаясь выдавить из себя улыбку.
Пока Торстенсон оглядывал комнату, ища, куда бы поставить поднос, я с замиранием сердца следил, как Блэки, словно крот, копошится под одеялом.
— Вот, прихватил твой завтрак, — сказал Торстенсон.
— Спасибо, — буркнул я, стараясь держаться как ни в чем не бывало. — Можешь поставить на письменный стол.
Я до смерти испугался, что Торстенсон раздавит Блэки этим тяжеленным подносом. Я слегка приподнял колени, чтобы под одеялом образовалось что-то вроде палатки. Блэки живо устроился там — в темноте и тепле. Он, видимо, решил, что это такая игра. Только бы ему не вздумалось попробовать на чем-нибудь свои зубки!
Торстенсон водрузил поднос рядом с глобусом. Я еще раз его поблагодарил в надежде, что теперь он уберется восвояси. Но он, похоже, вовсе не собирался отчаливать.
Вместо этого он плюхнулся на край кровати и обнял меня за плечи своими пухленькими ручками. Я вспомнил, как эта самая рука схватила меня за шиворот при нашей первой встрече. Теперь он меня легонько похлопал. Но это было не лучше.