Пусть умирают дураки
Шрифт:
— Это всего лишь тщеславие, — сказал я, — а не вера в искусство.
— Ты опять о своем долбанном искусстве. Ладно, лишь один из сотни фильмов действительно чего-нибудь стоит, ну а как насчет книг?
— У книг совсем другое назначение, — сказал я, защищаясь. — Фильмы могут показать только внешнюю сторону жизни.
Маломар пожал плечами.
— Слушай, ты и в самом деле зануда.
— Кино — это не искусство. Это волшебные штучки для детей.
Я и сам верил в это лишь наполовину. Маломар вздохнул.
— Возможно, в чем-то ты прав. Но так в любом виде искусства: сплошная магия, а никакого искусства нет. Все ненастоящее и позволяет людям не думать о смерти.
Я так не считал, но не стал спорить. Я знал, что после сердечного приступа у Маломара начались разные неприятности, и говорить ему, что он видит вещи в таком свете из-за приступа, мне не хотелось.
Ладно, убедить меня он не убедил, но после этого разговора я все же стал смотреть на вещи не столь предвзято. В одном он оказался прав. К кинематографу я действительно испытывал ревность. Работа была несложной, деньги им платили огромные, а известность и слава потрясали. Мысль о том, чтобы возвращаться к написанию романов, сидя в одиночестве в своей комнате, просто убивала меня. Под всей моей снисходительностью и презрением скрывалась ребяческая зависть. Зависть к тому, частью чего я не смог бы стать никогда: не было у меня ни соответствующего таланта, ни темперамента. Видимо, я всегда буду в какой-то мере презирать кино, но скорее из-за снобизма, чем по каким-то моральным соображениям.
О Голливуде я прочитал кучу литературы, а под словом «Голливуд» я подразумеваю именно кинобизнес. Из рассказов многих писателей, и в особенности Осано, я узнавал кое-какие вещи о Голливуде. Возвращаясь домой, они поносили его, называя продюсеров настырными хуесосами, директоров студий неотесанными грубиянами, а сами студии настолько коррумпированными и криминальными, что даже бандитская шайка выглядела бы рядом с ними как Белоснежка и семь гномов. Что ж, с чем они уезжали из Голливуда, с тем туда приехал я.
В том, что мне удастся справиться со всем этим, у меня не было ни малейшего сомнения. Когда мы с Дораном пошли на ту первую встречу с Маломаром и Хоулинэном, я их вычислил моментально. Хоулинэн ничего из себя не представлял. А вот Маломар оказался более сложным человеком, чем я ожидал. Ну, Доран был, конечно, карикатурным. Но, по правде говоря, Доран и Маломар мне понравились. Хоулинэна я невзлюбил с первого взгляда. И когда он сказал мне, что нужно сфотографироваться с Келлино, я чуть было не послал его на хер. Когда Келлино в назначенное время не появился, я ушел. Не терплю кого-нибудь ждать. И если я не рассердился, что они не подошли вовремя, то почему их взбесило, что я не стал ждать?
Но Голливуд притягивал тем, что здесь можно было отыскать самые разные типы мух-эмпид.
Вот молодые парни, сделавшие себе вазектомию, с коробками пленки под мышкой, со сценариями и кокаином в кабинетах, надеющиеся делать фильмы, ищущие молодых талантливых девчонок и ребят, чтобы провести кинопробы и трахнуть между делом. А вот настоящие продюсеры, имеющие офисы в студии и секретарш, плюс сотню тысяч долларов для подготовительного периода. Набирая актеров, они звонили агентам и в агентства по набору актеров, и те направляли им людей. На счету этих продюсеров было по крайней мере по одной картине. Обычно это бывал дешевый глупый фильм, так и не окупивший себя, и судьба его бывала жалкой: его показывали в самолетах или в кинотеатрах для автомобилистов под открытым небом. Такие продюсеры платили какому-нибудь еженедельнику за то, чтобы о картине упомянули как о попавшей в десятку лучших фильмов года. Или о статье в «Вэрайети», где говорилось, что в Уганде фильм собрал больше, чем «Унесенные ветром». На самом деле это означало, что «Унесенные ветром» там никогда и не шел. На столах у таких продюсеров обычно имелась фотография какой-нибудь кинозвезды с надписью «с любовью». Днем они проводили рабочие интервью с красивыми актрисами, которые относились к своей работе с дикой серьезностью и пытались себя «подать». Им и невдомек было, что для продюсеров это всего лишь средство убить день и, возможно, если повезет, шанс сунуть палку-другую для поднятия аппетита перед обедом. И если какая-то актриса вызывала у них действительно большое желание, они могли пригласить ее на ланч в студийный буфет и представить ее проходящим мимо «тяжеловесам». «Тяжеловесы», в молодые годы и сами прошедшие через все это, оставляли эти уловки без внимания, если вы не слишком напирали. Они выросли из этой ребяческой чепухи. И были слишком занятыми людьми, если только девушка и впрямь не представляла собой нечто особенное. В таком случае ее могли и пригласить на кинопробы.
Эти мальчики и девочки знали правила игры, знали, что в каком-то смысле все схвачено, но знали и то, что удача все же может улыбнуться им. Поэтому искали подходы к продюсерам,
Но опять-таки, я всю дорогу знал, что это ловушка. Как и большие деньги, и шикарные кабинеты, и лесть, и эта пьянящая атмосфера студийных конференций, и чувство важности, сопутствующее работе над крупным проектом. Так что по-настоящему меня все это не зацепляло. А если я чувствовал некий зуд в штанах, я летел в Вегас и играл там до потери пульса. Калли всякий раз пытался всучить мне классных девочек. Но я всегда отказывался. Не из-за какой-то щепетильности, конечно, — искушение было сильное. Просто азартные игры нравились мне больше, и к тому же я слишком совестлив.
Целых две недели я провел в Голливуде, играя в теннис, обедая с Маломаром и Дораном в городе, посещая вечеринки. На вечеринках было интересно. На одной из них я встретил теперь уже поблекшую кинозвезду, бывшую объектом моих фантазий при мастурбации в период моего тинейджерства. Сейчас ей было, вероятно, около пятидесяти, но выглядела она довольно неплохо — результат подтяжек кожи на лице и всех прочих косметических ухищрений. Но она все же была несколько жирновата, с одутловатым от алкоголя лицом. Она напилась и пыталась трахнуть каждого, кто оказывался рядом, будь то мужчина или женщина, но усилия ее не увенчались успехом. Когда-то об этой девушке мечтал каждый нормальный мужчина в Америке. Я находил это любопытным. Но похоже, правда состояла в том, что меня самого это несколько расстроило. Вечеринки мне нравились. Знакомые лица актеров и актрис. Бьющая через край самоуверенность агентов. Обворожительные продюсеры, напористые режиссеры. Должен сказать, что более обворожительных и интересных людей я не встречал ни на каких других вечеринках.
И я полюбил этот мягкий калифорнийский климат.
Я полюбил засаженные пальмами улицы Беверли-Хиллз, прогулки вдоль по Вествуду со всеми ее кинотеатрами и стайками студентов, которые без ума любили кино, и у которых были действительно потрясные подружки. Мне стало понятно, почему все поколение писателей 30-х годов «продалось». С какой стати тратить пять лет жизни, чтобы написать роман, который принесет две тысячи, когда можно жить вот такой жизнью и делать такие же деньги за неделю?
Днем я обычно работал в своем офисе, обсуждал с Маломаром сценарий, на ленч ходил в буфет, прогуливался до съемочной площадки и смотрел, как снимают фильм. Та глубина чувств, с которой актеры и актрисы воспринимают происходящее на площадке, всегда завораживала меня. Один раз мне даже стало страшно. Молодая пара играла сцену, в которой во время любовного акта парень убивает девушку. Когда эпизод был снят, они упали друг другу в объятия и плакали, словно действительно были участниками реальной трагедии. С площадки они уходили обнявшись.
Обедать в студийном буфете всегда было интересно. Можно было встретить любых актеров, играющих в фильмах, и казалось, что каждый из них читал мою книгу, по крайней мере так они говорили. Меня удивило, что актеры и актрисы на самом-то деле говорили мало. Они умели хорошо слушать. Продюсеры говорили много. У режиссеров вид всегда был занятый, и их обычно сопровождали трое или четверо ассистентов. Лучше всех, похоже, жилось съемочной группе. Но наблюдать за съемками картины было скучно. Жилось мне неплохо, ко я скучал по Нью-Йорку. Мне не хватало Валери и детей, и наших поздних обедов с Осано. В такие дни я прыгал в самолет и оказывался в Вегасе, где проводил вечер, а переночевав, ранним утром возвращался назад.
Однажды, когда я уже несколько раз слетал туда-сюда, из Нью-Йорка в Эл-Эй в Нью-Йорк, Доран пригласил меня на вечеринку, в дом, который он снимал в Малибу. Престижная вечеринка, где соберутся кинокритики, сценаристы вперемежку с актерами, актрисами и режиссерами. Никаких лучших планов у меня не было, в Вегас мне не хотелось, поэтому я пошел на вечеринку к Дорану, и там я первый раз встретился с Дженел.
Глава 29
Это было одно из воскресных информационных собраний устраивавшихся в доме Малибу с теннисным кортом и большим бассейном с проточной горячей водой. Дом отделяла от океана только узкая песчаная полоска. Все были одеты довольно небрежно. Я заметил, что большинство мужчин бросали ключи от автомобилей на стол в приемной, и когда я спросил об этом Эдди Лансера, он сказал, что в Лос-Анджелесе мужские брюки шьют так узко, что в карманы уже ничего не положишь.