Пусть умирают дураки
Шрифт:
Была зима, и я решил, что мы устроим себе отпуск и всей семьей поедем в Пуэрто-Рико. Впервые за все время, что мы с Валери были женаты, мы сможем позволить себе куда-то уехать. Мои дети даже ни разу не были в летнем лагере.
Это было здорово — мы купались, наслаждались солнцем, незнакомой едой и чужими улицами. Утром покинув холодный зимний Нью-Йорк, уже днем мы попали в жаркое лето, подставляли с восторгом свои лица пьянящему бризу. Вечером я повел Валери в казино при отеле, а дети тем временем послушно дожидались нас, сидя в огромных креслах в холле. Чуть не каждые четверть часа Валери бегала смотреть,
Когда мы вернулись домой, меня ждал еще один, гораздо больший сюрприз. Киностудия «Маломар Филмз», оказалось, за сто тысяч долларов готова приобрести права на мою книгу, и еще пятьдесят тысяч плюс расходы предлагала мне за то, чтобы я приехал в Голливуд писать киносценарий.
Я обсудил это предложение с Валери. Вообще-то я не хотел заниматься киносценариями. И я сказал ей, что права на книгу я продам, но от предложения писать сценарий откажусь. Мне казалось, что это должно ее удовлетворить. Но она сказала:
— Думаю, для тебя было бы неплохо поехать туда. Наверное будет неплохо, если ты встретишься с новыми людьми, узнаешь новых людей. Знаешь, я иногда переживаю за тебя, ведь ты такой одиночка.
— Мы могли бы поехать все вместе, — предложил я.
— Нет, — сказала Валери. — Мне здесь хорошо с моей семьей, и мы ведь не можем забрать детей из школы, да и я не хочу, чтобы они росли в Калифорнии.
Как и все нью-йоркцы, Валери считала Калифорнию экзотическим местом Соединенных Штатов, где кишмя кишели наркоманы, наемные убийцы и чокнутые проповедники, готовые застрелить католика на месте.
— Срок контракта — шесть месяцев, — сказал я. — Но я мог бы месяц поработать, а потом ездить туда и обратно.
— Мысль отличная, — сказала Валери. — И потом, сказать по правде, мы могли бы отдохнуть друг от друга.
Это меня, надо признать, удивило.
— Но мне не нужно отдыхать.
— Зато мне нужно отдохнуть от тебя. Это очень нервирует, когда мужчина все время находится дома. Любую женщину спроси. Это просто-напросто не дает мне нормально заниматься хозяйством. Раньше я ничего тебе не говорила, потому что ты не мог себе позволить рабочий кабинет где-нибудь в другом месте, но теперь можешь, и мне бы не хотелось, чтобы ты продолжал работать дома. Снимешь какую-нибудь квартиру и будешь по утрам туда ездить, а вечером возвращаться. Я уверена, что работа пойдет лучше.
До сих пор не знаю, почему после этих ее слов я почувствовал себя таким оскорбленным. Мне доставляло радость то, что я работаю дома, и я думал, что и ей это нравится, и мне было очень обидно, что это не так. Наверное, как раз из-за этого я и принял решение, что все же займусь сценарием. Чисто детская реакция, конечно. Не хочет, чтобы я был дома, ладно, я уеду, и посмотрим, как ей это понравится. Я считал в то время, что Голливуд — замечательное место, когда читаешь о нем, но мне не хотелось даже побывать там.
Я понимал, что какая-то часть моей жизни закончилась. В одной из своих статей Осано когда-то написал: «Все романисты, и хорошие,
И хоть его напыщенный слог был чужд мне, я и вправду чувствовал себя дезертиром из этой компании героев. И плевать, если это всего лишь сентиментальность, типичная для любого писателя.
Книга 5
Глава 27
Киностудия «Маломар Филмз», хотя и являлась филиалом «Три-Калчер Студиоз» Моузеса Уортберга, имела, однако, вполне самостоятельный статус и даже располагала собственной территорией для производства натурных съемок. Так что Бернард Маломар был сам себе хозяин при производстве задуманной им картины по роману Джона Мерлина.
Делать хорошее кино — вот все, что хотел Маломар, но это было не так то просто, когда «Три-Калчер Студиоз» постоянно стоит над душой. Он ненавидел Уортберга. Они были признанными врагами, но как враг, Уортберг представлял интерес, и иметь дело с ним было занятно. Кроме того, Маломар уважал в Уортберге его превосходный финансовый нюх и управленческие способности. Он знал, что таким людям, как он сам, занятым производством фильмов, без этих вещей не обойтись.
Маломару, угнездившемуся в своем шикарном офисе в уголке съемочной территории, приходилось мириться с еще большей, чем Уортберг, «болью в заднице», правда не настолько фатальной. Если Уортберг — это рак прямой кишки, как в шутку говаривал Маломар, то Джек Хоулинэн — это геморрой, и потому, если брать его повседневный аспект, гораздо более утомительный.
Джек Хоулинэн, вице-президент, ответственный за паблик рилэйшнз, играл свою роль главного мудреца в сфере ПР с убийственной искренностью. Когда он просил вас сделать что-нибудь из ряда вон выходящее и получал отказ, он тут же с неистовым энтузиазмом признавал ваше право отказать. Любимая его фраза была: «Что бы вы ни сказали, я с вами согласен. Я никогда и ни за что не стану настаивать, чтобы вы поступили против своей воли. Я просто спросил». И это обычно после целого часа болтовни о том, почему вам надо прыгнуть с Эмпайр Стейт Билдинг, чтобы вашей новой картине было гарантировано внимание газеты «Таймс».
Но со своим начальством, вроде вице-президента по производству в «Три-Калчер Студиоз», работающего теперь на картине по роману Мерлина в «Маломар Филмз» и являющегося его личным клиентом, Уго Келлино, он бывал более откровенным, более естественным. И с Бернардом Маломаром, у которого просто не было времени выслушивать чепуху, он говорил откровенно.
— Мы в жопе, — сказал Хоулинэн. — Думаю, эта блядская картина будет самой большой бомбой со времен Нагасаки.
Из всех руководителей студии после Тальберга Маломар был самым молодым и любил изображать из себя тупого гения. Он сказал, сохраняя непроницаемое выражение лица: