Пусть умрут наши враги
Шрифт:
И перед выпученными глазами замелькало вдруг прошлое, выдернув его из настоящего.
…седые проплешины на большой голове…
…тело, бугристое от мышц…
…густой мех – полосатый, рыже-черный…
…тайгер!..
…на груди у тайгера что-то блеснуло, Зил зажмурился…
Предмет на груди тайгера – очень важная штука. Очень-очень. Зил был уверен в этом. Но что такого особенного в ней, он не знал.
…колючая лиана
…в горле першит, воют дудки, лязгают древние инструменты…
…и рык полукровки:
– Не подведи! Учителя не подведи!
Это Зилу. Именно Зилу…
Он моргнул – и очнулся.
Его куда-то тащили. Глаз заплыл, а во рту было солоно от крови.
Неужели Зил действительно в чем-то виноват?.. Он упал с бревна – и все, ничего больше в памяти. Был в Мосе на испытании, проснулся дома. И сразу родной хутор атаковали княжьи ратники. Да что ж такого Зил натворил-то, а? Получается, за ним явились, чтобы законно, по делам его, наказать? Значит, из-за проступка Зила погиб батя Лих, который вступился за него, как вступился бы любой отец, любящий своего отпрыска, пусть и нерадивого?!..
Перед Зилом возникло злое лицо Лариссы:
– И ради этой ушастой сволочи я дар использовала, чтобы прогнать глубинного монстра! Ненавижу!..
Лицо исчезло.
Дар? Неужели блондинка – ментал? Точно, она умеет заговаривать животных, подчинять их волю. Потому и справилась с птером, и потому там, на бревне, белесый монстр передумал жрать Зила…
Рывком лешего подняли и прижали лопатками к лестнице дома. Крепкие веревки, прижав его к перекладинам, до онемения передавили вены и чуть ли не до костей врезались в мясо.
– Ты будешь умирать долго и мучительно, – пообещал ему Ортис.
И выхватил из чехла отравленную рыбью кость.
Глава 4
Мох в волосах
Когда зог всхрапывал, – он делал это часто, как только очередной слепень садился на морду – файер просыпался и выдувал из себя струйку черного дыма.
Брюхо огнедышащего – в походном состоянии он обвивал правое предплечье Сыча от локтя до кисти – было набито вяленым мясом. Перевариваясь, пища газами распирала желудок. При необходимости клацая передними резцами, файер искрой поджигал излишки. «Закончу последний поиск – и сорву с себя эту дрянь! – Сыч с ненавистью уставился на чужие жгуты мышц на руке. – Мне давно пора на покой…»
Над камышами пролетел аист. В воздухе зазвенела кусачая мошкара. Поставив ноздри по ветру, – верной дорогой иду, да, господин? – зог вновь всхрапнул. Ему тоже достался неприветливый взгляд: «А тебя продам на скотобойню. Вместе с волчарками».
Струйка дыма, исторгнутая файером, на этот раз получилась слишком уж обильной, жирно-копотной. Пора ослабить давление на его кишечник и заодно проверить оружие перед визитом.
Выбрав цель, Сыч сжал пальцы правой руки в кулак.
Вдавил ногти в ладонь – и файер проснулся, сильнее обхватил предплечье, выдвинув дополнительные жгуты мышц до самых кончиков пальцев, как бы уговаривая Сыча: «Управляй мной, хозяин! Ну же! Управляй!».
Следопыт пошевелил мизинцем – в пищеварительном тракте огнедышащего тотчас началась химическая реакция, призванная довести газы до боевого состояния. Сыч дернул средним пальцем, сняв тварь с предохранителя. Руку отставил так, чтобы не зацепить зога и свору. И произвел залп, согнув указательный палец, – из раскрывшейся глотки файера, шипя и смердя, вырвалась струя огня, метнулась к одинокой сухой сосне в десятке мер правее и облизала ее вспышкой от комля до лысой верхушки.
«М-м-м, а что такой же силы залп делает с человеческим телом! – Сыч осклабился и перевел файер во второй режим. – А с тушей полукровки!..»
Второй режим следопыт использовал, чтобы продемонстрировать силу и безграничную власть. Беглецы должны понимать, что сопротивление бесполезно и грозит жестокой расправой.
Зог хлопнул себя хвостом по боку. Снизу вверх глядя на хозяина, свора затявкала обеспокоенно, осуждающе.
Следопыт пошевелил безымянным пальцем – и пасть огнедышащего затопило слюной. Она обволокла гортань клейкой пленкой-пузырем. Внутренние стенки кишечника выделили фермент. Вступив в реакцию с газом, он образовал жидкость, которую Сыч называл жаром. Не раскрывая пасти, файер рыгнул. Жар поднялся по пищеводу, влился в рот, на миг прорвав стенку пузыря и заполнив его собой. Направив огнедышащего на аиста, который как раз зашел на второй круг, следопыт согнул указательный палец. Из пасти с хлопком выдуло пузырь и швырнуло в птицу. Пузырь всего лишь зацепил кончик змеиного хвоста аиста, но этого хватило, чтобы емкость из слюны прорвалась и наполнявший ее жар мгновенно окислился – рвануло так, что заложило уши, зог присел, а свора дружно распласталась на земле. От аиста не осталось ни единого перышка, ни единой чешуйки. Он сгорел мгновенно до лохмотьев пепла.
Проверкой файера Сыч остался доволен.
– Кара, ты как? В порядке? – спросил он у своей боевой секиры, лаская взглядом изящный изгиб ее топорища, до блеска затертого его ладонями. – Проголодалась, родная? Потерпи немного, скоро накормлю.
Сыч частенько разговаривал с Карой, не с волчарками же ему общаться. Зогу и файеру, что ли, комплименты делать? Беседовать по душам со зверьем – это уже безумие какое-то. А с Карой они точно муж и жена. Они столько вместе пережили… Секира – единственная подруга следопыта, ни разу не изменившая ему. Она всегда выслушает внимательно, не перебивая. Перебивать она не любит, а вот перерубить может запросто.
– Добудем труп – и на покой, да, Кара?
Князь потребовал отыскать тело паренька, устроившего переполох на Испытании и сумевшего вырваться из лап ратников у хутора на холме. Понял, наконец, дурашка Мор, какую опасность несет в себе меченый. Дошло-таки. Сыч сам видел, как малолетний ублюдок рухнул в реку, чудом умудрившись разойтись с выбросом гейзера. Конечно, парень должен был обвариться или, нахлебавшись воды, утонуть, разбить голову о камни и стать жертвой водных хищников. Но ведь мог и уцелеть.
Живой или мертвый, – если его не сожрали речные обитатели – он наверняка угодил в сети. Мимо рыбацкого поселка он проплыть никак не мог.
Обернувшись к отряду ратников, следовавшему за ним, Сыч велел:
– Оставайтесь здесь. Дальше я сам. Ждите.
«А если ты не вернешься?» – жестами спросил его ратник, ставший заместителем следопыта после гибели бородавчатого.
– Я вернусь, – горло Сыча распирал рвущийся наружу кашель.
Он направил зога к домам на сваях.