Пусть умрут наши враги
Шрифт:
– Это плохо, – тайгер тоже заметил произошедшие с Трастом перемены.
Поднявшись, Зил ладонью вытер со лба лишнюю влагу.
– Фелис, отдай обещанное, – потребовал он у тайгера.
Кивнув ему, полосатый сунул лапу в карман набедренной повязки.
В этот момент колени Траста подогнулись, и он рухнул лицом вперед.
Позабыв обо всем, Зил кинулся к другу.
Глава 8
Приглашение на смерть
Когти Мстителя с хрустом прокалывали подтаявший лед.
Ноздри трепетали, втягивая воздух. Чуткие уши, поросшие грибами и изъеденные плесенью, ловили отзвук каждого движения в радиусе многих мер: вот мышь пробежала,
Над долиной, раскинувшейся за ледяной грядой, только-только закончилась гроза, и сквозь разрыв в тучах выглянуло солнце. Мстителя манило туда, в долину. Он чувствовал, что важно пойти вслед за мальчишкой, но эмиссар Создателя, хозяин Мстителя, дал иное поручение. Жаль, Мститель больше не умеет говорить. Жаль, не способен противиться неразумным приказам.
Зато он умеет убивать.
Убивать медленно, доставляя жертве неимоверные мучения!..
Чувствуя приятную дрожь во всем теле, Мститель облизнулся длинным раздвоенным языком и двинул вдоль цепочки следов боевого ящера.
И дня не мог прожить князь Мор без своей обожаемой настойки из спор Древа Жизни, якобы придающей мужских сил, умножающей ум и продолжающей долголетие чуть ли не до вечности.
Об этом знали все в замке – от мала до велика, от поваренка до умудренного сединами генерала. Но не только в замке говорили о его пристрастии, обсуждали это и на площадях Моса, в домах и на рынках, за пределами городских стен и в самых отдаленных уголках Разведанных Территорий, населенных чистокровными. Да и в Минаполисе привычки Мора вызывали смех. Недовольны были подданные князя и его громкими пиршествами, проедающими казну, и разнузданными оргиями, на которых творилось противное человеческому естеству. Люди хмурили лбы и кривились, сравнивая нынешнего князя с его внезапно умершим отцом, человеком скромным и примерным. Уж прежний князь народ свой сверх меры не обкладывал – в отличие от сынка своего…
Зеленую жидкость в запечатанных воском глиняных сосудах Мору раз в месяц приносил курьер. Он был небольшого роста, с головы до ног укутан в травяное рубище с капюшоном, скрывающим лицо. Говорил курьер тонким голосом, похожим на детский. Князь всегда лично принимал от него бутылочки с настойкой. Но однажды Мор настолько занемог после пира, что поручил бледной поганке Далю разобраться с ценным грузом.
Только курьер вошел в зал для приемов, Даль сразу почувствовал его запах. От крохотной фигурки ощутимо разило тиной – из болота, что ли, выбрался? – и почему-то розами. Стало тяжело дышать: в горло будто засыпали раскаленного на солнце песка, а на грудь положили бетонную плиту. Даль оттянул ворот куртки и, широко открыв рот, принялся жадно втягивать в себя воздух. Из-под капюшона донесся звонкий смех, будто курьера забавляли действия большого взрослого дяденьки, слишком уж бледного и светлоглазого. Курьеру нравилось смотреть на мучения говорца, и он не считал нужным скрывать это.
Курьера настолько развеселила немочь Даля, что он даже запрокинул голову и совсем уж бесстыдно расхохотался, помахивая перед собой руками, будто отгоняя мух. И вот тут-то альбинос Даль, личный говорец князя Мора, не привыкший к такому отношению к себе, увидел то, что скрывало рубище – увидел зеленоватые кисти рук с ногтями, покрытыми налетом мха, увидел лицо, на коже которого точно щетина колосились нежные побеги травы…
Так вот нынче, когда вечерние сумерки и полыхание неба на горизонте не намекали, но утверждали, что скоро к Мосу придет гроза, князь налил зеленой дряни в походную жестяную кружку и, не разбавив водой, – хотя обычно разбавлял – залпом выпил. Впрочем, князь обычно пил из стеклянной кружки, так что перемена была не единственной.
Закрыв глаза, он снял с себя солнцеочки и замер на подушках в кресле.
Он наслаждался: на лице появилось выражение то ли утоленной интимной надобности, то ли предчувствия скорой обильной трапезы на очень пустой желудок – именно так Мор улыбался, ведь князю не подобает приветливо кривить губы, как какому-то крестьянину или бортнику.
Князь открыл глаза – и Далю стало не по себе.
Глаза у владыки Моса были черные-пречерные. Они изменили свой цвет под воздействием настойки или же были такими всегда?.. Альбинос не знал этого, да и не хотел знать. Как и все собравшиеся в покоях, он отвернулся, чтобы случайно не встретиться взглядом с князем. Только-только принявший своего зелья Мор становился невменяем. В таком состоянии он развивал бурную деятельность и был способен на самые страшные поступки. Примерно полдня он будет крайне возбужден, затем действие настойки ослабеет, князь станет безразличен ко всему, захандрит – и так до очередной порции зеленой дряни из глиняной бутылки.
Но так бывало, когда Мор пил разбавленную настойку.
А вот что будет, если он выпьет чистой дряни, Далю и прочим придворным, специально созванным в княжеские покои, еще только предстояло узнать.
Мор вскочил. Покачиваясь с пятки на носок, он встал посреди зала, стены которого были обшиты древним пластиком. Дыру в одной из панелей слуги уже завесили цветочным гобеленом. В руке князь держал кнут.
– Слушай, бледная поганка…
Даль вздрогнул. Меньше всего ему хотелось сейчас привлекать внимание князя.
– Мы, князь Мор, владыка Моса, приказываем… – речь князя из-за воздействия настойки стала невнятной, будто он говорил с набитым ртом. – Мы приказываем тебе, Даль, разослать всем сообщение.
У альбиноса появилось нехорошее предчувствие. Вот-вот случится нечто ужасное.
– Сообщи всем, кто должен знать… Ну, ты знаешь, кому… Сообщи, что полукровки готовятся к наступлению. Согласно данным нашей разведки все население по ту сторону границы спешно вооружается. Поэтому в течение трех… нет, двух дней чистокровные должны собраться под нашими знаменами и атаковать Минаполис.
Мор замолчал.
В зале стало тихо-тихо. Лицо командира личной охраны князя побелело. Генерал-воевода, высокий широкоплечий мужчина с едва наметившимся брюшком, у которого в подчинении было пять тысяч бойцов только в Мосе и по первому зову которого соберется в десять раз больше дружинников, схватился за левую сторону груди и принялся судорожно ее массировать. Казначей – низенький, худенький, похожий на увеличенную в разы крысу – раз за разом открывал рот, будто хотел что-то сказать, возразить князю, но, одумавшись, тут же захлопывал, а потом вновь открывал, потому что сказать надо было, но опять захлопывал, потому что говорить было страшно. О реакции на заявление князя придворных помельче рангом, вроде купцов и хозяев больших поместий за чертой города, и говорить не стоило, их мнение никого не интересовало.
Шумно выдохнув и вдохнув, Мор вновь заговорил:
– Мы тут подумали только что и вот что надумали. Ты, бледная поганка, сообщи еще, что отдельные диверсионные группы полукровок уже вторглись в наши земли. Одна такая группа уничтожила рыбацкий поселок неподалеку от Моса.
«Но ведь это ложь», – едва не вырвалось у Даля. Он ведь знал от Сыча, что поселок сожгли ратники, что князь даже похвалил следопыта за проявленное рвение в выявлении врагов государства.
Вместо альбиноса заговорил круглолицый купец по имени Рам, глава чуть ли не самой знатной семьи Разведанных Территорий: