Пустошь

Тепляков Андрей Владимирович

— Сколько мы уже едем? — спросила Линда.

— Почти сутки.

— Как ты думаешь, мы найдем их?

Гораций пожал плечами.

— Пока еще никому не удавалось найти пропавшего райдера.

«Пропавшего!» — это слово обожгло Линду, как антарктический ветер. В нем было что-то неправильное, что-то окончательное. Линда упрямо не хотела думать о Майкле как о «пропавшем». Он был ее единственной надеждой. Если с ним все в порядке, если они найдут его, это значит… Значит, что и Бенни можно найти. Пусть не сейчас, но когда-нибудь. Сам Майкл, наверно, тоже так думал, когда два года назад поехал искать ее жениха. Но не

нашел. Линда нахмурилась. Это еще ничего не значит. Никто наверняка не знает, что происходит в пустоши.

— Странно, — сказал вдруг Гораций. — Я всю жизнь ездил по этой дороге, и уверен, что знаю ее, как свои пять пальцев. Но с тех пор, как появилась эта штуковина, я ничего здесь не узнаю. Иногда мне кажется, что я вижу что-то знакомое, но стоит приглядеться, как все тут же рассыпается. Такое ощущение, что она никогда не бывает одинаковой. Как та китайская река.

— Нельзя войти дважды в одну реку, — сказала Линда.

— Точно! Именно так!

Линда задумчиво посмотрела в окно, заметив краем глаза промелькнувший мимо километровый знак. Нельзя дважды войти в одну реку, нельзя проехать дважды по одной и той же дороге. Это шоссе ведет от Санта Розита до Кубы, как река течет от одного места до другого, но река всегда разная. Та же река, но всегда другая.

— А у вас есть какие-нибудь приметы, что-нибудь, чтобы ориентироваться в пути?

— Нет. Ничего такого. Надо просто ехать вперед по шоссе, никуда не сворачивая. Когда появится перекресток, повернуть направо. Вот и все.

— И этот перекресток всегда… ну, всегда такой, каким был?

— Скажу так — он всегда есть. Иногда он четырехсторонний, иногда Т-образный. Но он есть, и правый поворот тоже.

— А вы не боитесь, что однажды этого поворота не будет?

Гораций кивнул, соглашаясь.

— Да, мы думали о таком. Хомер говорил с Майклом на эту тему, и, как всегда, они ни до чего не договорились. Поворот меняется. Майкл видел это однажды. Мы с братом — несколько раз. Он меняется, как вывеска, но магазин всегда на месте. Понимаешь, о чем я?

— Кажется, да.

— Майкл утверждал, ну, то есть, утверждает, что так будет всегда. Что-то он там говорил о структуре пустоши, но здесь он больше фантазирует, чем знает. Для него это вопрос веры. Он верит в поворот и все. Для него вполне достаточно. И знаешь, что я скажу?

— Что?

— Думаю, так оно и есть. Для кого-нибудь другого этот поворот может и исчезнуть, но для Майкла он останется.

— Почему?

Гораций почесал затылок.

— Не знаю, как сказать. Пустошь для него — это как дом. Он всегда маялся в городе, хотел поехать снова. Ждал возможности, как парень ждет свидания. Да ты будто сама не замечала.

Линда попыталась припомнить свои встречи с Майклом, когда тот находился в городе. В те дни он всегда был колюч и даже мрачен. С ним трудно было разговаривать, но Линда привыкла к этому и считала, что он просто такой вот человек. К тому же они мало общались. Но когда приближался день отъезда, Майкл преображался. Он сразу становился душой их маленькой компании. Сыпал шутками, смеялся, словом, вел себя как человек, предвкушающий скорое свидание. Линда улыбнулась, вспомнив, как однажды он заявился к ней с цветами. «Моему любимому диспетчеру!», — сказал он. Перед поездкой он любил приходить к ней в магазин, садился на стул и начинал рассказывать

все то, что знал о пустоши: новые закономерности, которые, как ему казалось, удалось обнаружить, про то, что очередной раз усовершенствовал в машине. Он говорил и говорил, о пустоши и о машине и так далее и по кругу. Да, он определенно считал ее своим домом. Гораздо больше, чем город. И ждал, когда, наконец, сможет вернуться туда.

Когда Майкл бросил колледж и объявился в городе с этой девушкой и ребенком, он был совсем другим. Не было в нем еще и следа той одержимости, которая появилась потом, когда девчонка ушла от него. Внешне вроде бы все было в порядке, но Линда чувствовала, что он живет, как будто катится по инерции. И Бенни это чувствовал, наверное, даже больше, чем она. А потом появилась пустошь, и Майкл словно расцвел. Что-то взошло в его душе. Что-то нехорошее, как хищный цветок на ядовитой почве.

— Да, — сказала Линда. — Замечала. Лучше бы он вообще никогда не ездил в пустошь. И Бенни. Никто.

Гораций покосился на нее.

— Не вешай нос, девочка. Рано еще убиваться.

Линда кисло улыбнулась, но все же кивнула в ответ.

— Да. Дай, пожалуйста, микрофон. Пора связаться с Чарли.

Гораций передал ей микрофон и надавил на педаль газа, доводя скорость грузовика до пятидесяти миль в час, чтобы они могли поговорить.

Вот Чарли был совсем другим. Он и слышать не хотел о том, чтобы ехать в пустошь. Он не был трусом, во всяком случае, у Линды никогда не было повода так думать. Просто он считал эти поездки безумием. То, что Чарли отпустил ее, она прекрасно это понимала, стоило ему больших усилий. Он может говорить как угодно бодро, но она знала, что внутри у него все натянуто до предела.

Линда нажала кнопку.

— Чарли. Чарли, ты слышишь меня?

— Слышу, сестренка, — ответил Чарли. — Как у вас дела?

— Все в порядке.

— Ничего странного не происходит?

— Ничего, если не считать пения Хомера.

Чарли засмеялся.

— Бедняжка.

— Чарли, ты хоть немного поспал?

— Я дрых, как сурок.

Линда почувствовала, что он врет. Его голос звучал устало.

— Ты поспи. Сейчас день, и с нами все в порядке. Я свяжусь с тобой часа в два.

— О'кей. Но, вряд ли мне удастся заснуть. Я вроде как выспался.

— Врун.

— От вруна и слышу!

— До связи, Чарли.

— До связи, сестренка. Берегите себя!

— Именно этим мы и занимаемся.

Чарли отключился. Линда передала микрофон Горацию. Тот снова отпустил газ, возвращаясь к привычной для «Форда» скорости.

Через несколько минут проснулся Хомер. Он сел на кровати и обвел кабину удивленным взглядом.

— Как дела? — спросил он.

— Полет нормальный, — ответил Гораций. — Ничего примечательного.

— У тебя волосы торчат, — сказала Линда. — По бокам.

Она улыбнулась.

— Ты похож на Мак Дональда.

Хомер посмотрел в зеркало, висящее над кроватью, и попытался пригладить волосы пятерней.

— Что на завтрак?

Братья поменялись местами. Гораций перебрался назад, завернулся в одеяло и почти сразу же заснул. Через несколько минут раздался его храп.

— Никогда не мог понять, как он это делает, — сказал Хомер. — Я сам, пока не перевернусь с боку на бок пару дюжин раз, не могу заснуть.