Пустота Волопаса
Шрифт:
– Из тебя выйдет хороший наперсточник.
Варе хотелось ему объяснить, что было несколько дней, в которые ей вдруг показалось, что она нашла что-то настоящее, но это быстро прошло. Так бывает, когда идешь по берегу моря, видишь вроде красивую ракушку, потом поднимаешь ее, отряхиваешь песок, нагибаешься, промываешь в набежавшей волне – и отбрасываешь в сторону. Совсем как в рассказе Македонова, над которым они только что смеялись с Линой. А выходит – в нем есть что-то такое… Потому что ничего не осталось от того мелькнувшего великолепия, которое ей померещилось в этой отполированной морем ракушке. Обычное наваждение: смотришь на ничем не примечательную вещь, и вдруг она начинает тебе казаться необычной. Потом пелена спадает, и видишь, что ничего нет. И не было. И в то же время было, и поэтому так трудно от этого избавиться.
– Дай мне время, я уверена, что все будет хорошо.
– Может, мне пока съехать к кому-нибудь из друзей? – спросил он сдавленным голосом.
– Кому ты об этом говоришь, Мак, – ответила она ласково. – У тебя нет друзей, ты сам это знаешь. Я твой единственный друг.
– Тогда я пока поживу у тебя, – сказал он, по-прежнему не поворачиваясь. – По старой дружбе.
– Конечно.
Она подошла совсем близко, он чувствовал ее дыхание на шее. Положила руку ему на плечо.
– Ты очень на меня злишься, Мак? – спросила она шепотом.
– Не знаю, – честно сказал он.
16
Кроме внезапно вспыхнувшего физического влечения была еще одна причина, по которой Варя несколько раз приезжала к Игорю на съемную квартиру. Она ничего не сказала об этом Маку – не потому, что не хотела оправдываться, просто боялась заглянуть в этот уголок самой себя: бывают такие тенистые и сырые места в густом ельнике, где в самые жаркие дни прохладно и темно, потому что лучи солнца не способны пробраться через плотно прилегающие друг к другу хвоинки. Это было связано с китами, с норвежскими фьордами, только ей непонятно было, каким именно образом. Когда Игорь в тот вечер первого визита стал рассказывать о северных скалах, о соленых брызгах, о китах, у нее внутри вдруг что-то дрогнуло, что-то давно забытое шевельнулось под тяжелыми мохнатыми ветками. И она вспомнила, как давно, еще в детстве, у нее появлялись перед глазами летящие бабочки. Белые как снег. Они были безобидными и прилетали в основном перед сном, в те вечера, когда Варя не успевала заснуть сразу. Это началось после гриппа, кажется, во всяком случае, высокая температура держалась несколько дней, а потом сменилась бабочками. Была зима, снег похрустывал под ногами, когда они с папой шли по набережной реки или канала к незнакомому, но очень милому дяде, который подробно расспрашивал Варю про бабочек, интересовался, может ли она управлять ими, нарисовать их, дружит ли она с ними. Как это – управлять? Ну… контролировать их появление и исчезновение. Вызывать их и прогонять. Нет? Нет. Как же можно их нарисовать? Они же белые. И бумага белая. Ничего не получится, если рисовать белое на белом. А если белое на черном, например, мелом на асфальте, предложил дядечка. Это был папин знакомый, он сидел напротив нее в глубоком кресле, и Варе предложил сесть в такое же – не менее взрослое и глубокое. Это ей понравилось. И он живо интересовался всем, что происходит в ее жизни, поэтому ей тоже было интересно все ему рассказывать, и она рассказала про игру, в которую играет, когда идет рядом с папой и ей скучно. Она представляет себе, что у нее за спиной такая штука… как большая брызгалка… Водомет, подсказал папин знакомый, и Варе снова понравилось, что он внимательно ее слушает и даже подсказывает ей слова, и она всасывает этой штукой воду из луж, только для этого надо через лужу перепрыгнуть. Тогда этой водой можно смывать призраков, которые появляются, как только ты наступаешь на швы между плитками тротуара, тогда надо их отбрасывать струей воды, а этой штуки хватает только на пять выстрелов, поэтому нужно быть осторожнее, нельзя тратить весь запас сразу, особенно если несколько дней не было дождя и луж нигде нет. «Что же тогда делать? – озабоченно спросил папин знакомый. – Что делать с призраками, если нет луж?» Видно было, что его всерьез беспокоил этот вопрос. Тогда можно зайти в туалет и набрать там воды. В туалете всегда ведь есть вода, она течет из крана вне зависимости от того, есть на улице лужи или нет.
Папин знакомый попросил Варю выйти в другую комнату, но она стояла за дверью и слышала, как он сказал папе, что у нее чего-то нет, и это очень хорошо, и папа этому очень обрадовался, и все дело в этой высокой температуре, она вызывает галлюцинации, но это пройдет, сказал папин знакомый. Только желательно окружить девочку естественными вещами, логичными, так чтобы все было взаимосвязано, и она сама все время чувствовала эту взаимосвязь. Как бы пользу всего и во всем. Надо поменьше этих призраков. По возможности, разумеется. «Хорошо, – пообещал папа. – Я постараюсь». И, видимо, выполнил свое обещание, потому что Варя выросла очень рассудительной девушкой, в мировоззрении которой мораль и эстетика, все должно было идти на благо людей. Поэтому она довольно легко определилась с тем, кем она хочет стать – она хочет рисовать для детей, чтобы способствовать их духовному развитию. И тут эти киты… В них было что-то древнее и выпадающее из системы ее ценностей. Это был осколок того мира, откуда прилетали в детстве белые бабочки. И она не могла не зайти в этот мир. И была рада, что вышла обратно, потому что только теперь она научилась ими управлять. Могла вызывать их и прогонять. Это было новое ощущение. А главное, она поняла, почему она тогда, в самолете, вдруг необъяснимо быстро почувствовала в Маке родственную душу. Он жил этим.
Вызывал бабочек и наблюдал за их неровным, рваным полетом.
17
Вага пришел в кафе как всегда с опозданием. Все уже собрались и со скучающим видом отхлебывали темный шотландский «Белхавен», заедая его чесночными гренками и косо поглядывая на экран висевшего на стене телевизора, где шла ожесточенная борьба за какой-то английский трофей.
Встреча была полурабочей, как у японцев, любящих в вечерние часы обсудить повестку следующего дня, а то и недели. Вага охотно принимал участие в этих посиделках, потому что дома его все равно никто не ждал, и он сейчас смотрел бы тот же самый футбол в одиночестве и без гренок, потому что он ни за что на свете не стал бы готовить самому себе гренки, хотя любил их, сырно-чесночные, к тому же здесь можно было подхватить оброненную кем-нибудь мыслишку или идею. Он с детства был внимательным, умел слушать, а главное, помнил потом услышанное. Для этого ему не нужны были записные книжки и ежедневники. Если Вага о чем-то забывал, то это для него самого было четким признаком финансовой бесперспективности того, о чем он забыл. Чтобы торговать именами, нужна хорошая память. Непосредственный шеф Ваги всегда подчеркивал, что они продают не тексты, а имена. «Текст я и сам за него напишу, – лаконично говорил он, – ты мне, б…дь, договорись, чтобы он под ним свою подпись поставил. Люди не за текст деньги платят».
Это Вага усвоил быстро. Люди платят деньги не за текст. За что угодно – за имя на обложке, за саму обложку, за полуголую блондинку на этой обложке, за место автора в шорт-листе или среди лауреатов, за проплаченный (чаще) или непроплаченный (реже) отзыв критика – но только не за текст. Мечтой Ваги было издать дневники Брейвика. Это была бы настоящая сенсация, но все его попытки осуществить эту задумку, пока ничем не закончились. Но он ни на день не забывал про эту историю. «Это была бы история так история, бомба атомная», – думал Вага иногда с грустью.
«Нахрен тебе это надо? – спрашивала его Света Сорнякова, рулившая одной из редакций в том же издательстве. – Не боишься, что тебя грохнут? Это как с исламистами, лучше держаться от таких вещей подальше. Всех денег не заработаешь».
Но Вагу интересовали не деньги, как это ни странно. Он никогда не отличался жадностью. Вопрос стоял для него иначе: он хотел реализоваться. Хотел видеть книги изданных им авторов в списке бестселлеров и топ-продаж, чтобы было понятно, так сказать, ху из ху. Кто лучший. Это была возможность влиять на умы. Что ставило его практически в один ряд с этим типом, который создал фейсбук, тьфу ты, как его… Марком Цукербергом. Вот еще чьи дневники неплохо бы издать. Тогда, может, и она поймет и оценит, женщины любят успешных мужчин. Уверенных в себе, сильных, но главное, успешных. Саксесфул. Внешность здесь не главное. К черту внешность. Внешность вон у каждого второго плейбоя, закончившего ПТУ. В мужчине важна харизма, отсутствие страха перед обстоятельствами. Вага чувствовал себя буйволом, способным растоптать тигра, вставшего у него на пути. Он устал от промежуточных удач со средней руки авторами. Ему нужен был настоящий скандал, гиперхайп, от которого вздрогнула бы вся писательская тусовка, как от подземных толчков начинающегося землетрясения, потому что у него по венам течет раскаленная лава, и она вот-вот вырвется на поверхность, а пока… пока нужны продажи, нужны интересные с точки зрения финансовой привлекательности истории, и он находил их каждый день десятками и десятками же забывал, отсеивая только самое-самое, и, конечно же, про свою идею делать книжку хокку в прозе он тоже уже забыл, она превратилась во что-то смутное, и спроси его сейчас Македонов про детали и подробности, он бы попросил напомнить, в чем вообще изначально был замысел, но Македонов его ни о чем не спросил, а Вага уже включился в обсуждение коллегами московского проекта – книги про Москву, сделанной по фильмам про Москву, она хорошо «шла», и у него мелькнула мысль, не сделать ли что-то похожее в Питере, московская книжка называлась «Я шагаю по Москве», как же еще ей было называться, а питерскую можно было бы назвать… можно ее было бы назвать… Черт, ничего не лезло в голову, кроме «Шинели» и укокошенной Раскольниковым старушки, ну да это не главное, название приложится само, главное, найти какого-нибудь известного режиссера, который черкнет пару строк на главной обложке. Нужно кого-то всемирно известного. Например, Кристофера Нолана. Он производил впечатление человека, многое могущего за деньги. Успешного человека. Саксесфул мэн. Надо найти кого-то, кто знает выходы на Нолана. В его профессии нужны выходы, без них никак. Только не просто выходы, в смысле изнутри наружу, а наоборот, в каком-то смысле внутрь, как бы парадоксально это ни звучало, но русский язык давал такую возможность, Ваге нужны были выходы на… Можно, кстати, и на этого датчанина, как его… Триера. Он как раз очень удачно то ли показал кому-то фак на кинофестивале, то ли хвалил Гитлера, не суть важно. Важно, что его знает каждая собака.
Конец ознакомительного фрагмента.