Пустотa
Шрифт:
– В медотсеке есть спирт. – Я заговорщически подмигнул ей.
Она улыбнулась.
– Нет, думаю, командир, нарушающий сухой закон ещё до начала полёта, будет очень плохим примером для остального экипажа. Лучше оставим спирт для медицинских целей.
– Тогда из крепкого могу предложить разве что кофе, – сказал я.
– Сойдёт.
Мы отправились в кают-компанию. На выходе из радиального туннеля нас уже встречали другие члены экипажа.
– Отличная работа, командир, – сказал ожидающий нас вместе со всеми Вильямсон. – Я только что с мостика, общался по радио с Диком Гиббенсом, он сообщил мне, что директорат и сам Эванс очень довольны тем, как всё прошло.
– Н удивительно,
Мы уселись вокруг большого стола в центре помещения.
– Ну что, дамы и господа, вот мы и здесь! – обведя взглядом всех собравшихся участников экспедиции, произнес Уильям Андерсон. – Спустя одиннадцать лет с начала программы наша миссия, «Прометей-1», наконец-то готова к полёту! Нам с вами выпала огромная честь отправиться туда, куда ещё не ступала нога человека! Увидеть то, чего до нас ещё никто не видел. Но это не только честь! На нас, как на первопроходцах, лежит большая ответственность, поэтому давайте постараемся не подвести наших работодателей и всех людей на Земле и вне её и приложим максимум усилий, чтобы выполнить возложенную на нас миссию как подобает.
– Аминь, сэр! – послышался голос нашего метеоролога, Эдварда Нортона.
– Предлагаю тост! – Андерсон встал. – За нас! За «Прометей-1»!
– Ура!
Зазвенели кружки и стаканы, мы выпили у кого что было.
– Да, так дело не пойдёт, – тихо посетовал сидящий рядом со мной биолог нашей экспедиции Егор Трофимов, когда звон посуды и восторженные возгласы стихли.
– Что не так? – Поинтересовался я.
– Да вот это вот. – Он кивнул на стоящий перед ним стакан апельсинового сока. – Надо было взять с собой хоть пару бутылок шампанского, что ль, для торжественных случаев. Вреда бы не было никакого. Честно говоря, не понимаю, какой смысл было запрещать нам брать алкоголь, учитывая, что у нас на борту есть всё необходимое для того, чтобы сделать его самим.
– Егор, ты же учёный, а ещё теперь и астронавт! – тихо, так, чтобы другие не слышали, поучительно сказала Даша. – Ты должен соответствовать высокому моральному образу участника межпланетной экспедиции!
– Слушай, я не говорю, что мы должны превратиться в пьяниц, просто… мне кажется, небольшое количество алкоголя нам бы не повредило. Вот сейчас, например. Чокнулись бы, опрокинули по бокалу, и всё! Никому бы от этого плохо не стало!
– Согласна. И все же я запрещаю тебе варить на моем корабле самогон, – отрезала она. Впрочем, помолчав немного, всё же добавила: – По крайней мере, без моего личного на то разрешения.
– Как скажешь, командир.
Я усмехнулся. Да, в этом был весь Егор! Весельчак и балагур, умеющий и, главное, любящий отдохнуть. Имея рост под два метра, он отличался крепким телосложением и выдающейся физической силой. При этом за внешней, зачастую напускной личиной весёлого и добродушного простака-здоровяка скрывался поистине могучий ум, позволивший Егору стать одним из известнейших мировых специалистов в области биохимии и микробиологии. В свои тридцать четыре года он уже был обладателем Нобелевской премии за создание каких-то там особенных искусственных клеточных мембран на основе то ли азота, то ли фтора. Конечно, создавал он их не в одиночку, а в составе большой команды, однако, согласитесь, звучит всё равно впечатляюще.
Пока Даша и Егор перешёптывались, споря по поводу алкоголя на борту, разговор за столом шёл своим чередом.
– Нет, всё же решительно не могу поверить, что это действительно случилось, что мы все и правда здесь! – воскликнула Катрин Розенберг, химик экспедиции.
– Мне, честно говоря, тоже с трудом в
– Да? И почему же? – глядя на меня, спросил Эдвард Нортон.
– Ну, – я откинулся на спинку кресла, – сам вспомни, Эд: никто ведь поначалу не верил, что этот проект вообще в принципе осуществим! Когда наш с тобой нынешний работодатель, Малкольм Эванс, заявил, что он намерен доставить человека к Сатурну до конца столетия, все ведь только пальцем у виска крутили! Только представь! Какой-то чувак говорит, что собирается сделать то, на что государственные космические агентства даже не замахиваются! Это же бред.
– То есть ты тоже не верил, что «Прометей» станет реальностью? – спросил Уильям Андерсон.
– Что? – Я взглянул на профессора. – Нет, конечно! При всём уважении к «Юнайтед Аэроспейс», ко всем её заслугам в освоении Луны, Марса и Цереры, я всегда считал, что такой проект частная корпорация не потянет. Слишком велик масштаб. Признаться честно, до того момента, пока меня не назначили на строительство «Армстронга», пока я сам воочию не увидел, насколько тут всё серьёзно, я думал, что эта программа сдуется ещё на этапе проектирования.
– Но она не сдулась, – тихо сказала Жаклин Кусто.
– Нда, – задумчиво глядя в кружку, протянул Трофимов. – Не знаю как, но этот парень, Эванс, и впрямь сделал это! До сих пор ума не приложу, как он заставил работать вместе Россию, Штаты, Японию и Европу! И это на фоне всего того политического дерьма, что происходит между нашими странами в последнее время.
– Земля – это Земля, а космос – это космос, – философски произнес Мейс Вильямсон. – Здесь всё иначе. Здесь нет границ, нет наций и государств как таковых. Космос вне политики.
– Да, только не говори это ребятам из Белого дома и Кремля. Засмеют! – возразил Трофимов. – Не знаю, что там им пообещал наш босс, но уверяю тебя, эти говнюки давно поделили на зоны интересов и сам Титан, и всю систему Сатурна. Так же, как они сделали это уже с Землёй и Луной!
На какое-то время все замолчали.
– Чёрт, и почему мы, люди, не можем обойтись без всего этого, – с досадой вздохнул я.
– Имеешь в виду без политики? – спросила Розенберг.
– Да, без всей этой грязи, без постоянных разборок, без грызни по любому поводу! Грёбаная политика всегда все портит! Только представьте, чего бы мы, я имею в виду человечество, могли добиться, если бы не это идиотское противостояние всех со всеми на протяжении веков! Если бы мы работали сообща, вот как сейчас, мы бы возможно уже исследовали бы звёзды, а не какой-то там Сатурн!
– Ты идеалист, Фёдор, – заметил профессор Андерсон. – То, о чём ты говоришь, невозможно. Постоянная борьба, противостояние – это часть нас. Это было с самого начала, уже даже тогда, когда наши предки ещё только лазили по деревьям, они уже сбивались в стаи, у них уже были вожаки, лидеры, которые определяли все аспекты жизни племени. – Он встал и прошёлся к большому панорамному окну в стене. Там, вращаясь в такт движению центрифуги, голубела Земля.
– И уже тогда были войны! – любуясь открывавшимся с орбиты видом родной планеты, продолжил он. – Маленькие войны: стая на стаю, племя на племя. Не всегда со своим видом, нашим предкам приходилось бороться и с хищниками, и с природными условиями, но какая разница – кровопролитие есть кровопролитие. Борьба за еду, за источники воды, за тёплую пещёру, просто за жизнь, в конце концов! Слабый проигрывал и погибал. Сильный побеждал и передавал свои гены потомкам. Война, противоборство – это у нас в крови! – Он повернулся и обвёл взглядом нас, сидевших за столом. – Нельзя просто щёлкнуть пальцами и выкинуть из генома то, что закладывалось в наш вид эволюцией на протяжении миллионов лет.