Пустой мир. Кровь и честь
Шрифт:
– А ты самый главный из всех злодеев! – граф Росский, наверное, кинулся бы на Эдварда, если бы Гористар не успел схватить его за плечо, - Как ты вообще только можешь думать, будто такая чистая девушка, как Изабелла, может отдать свое сердце такому деспоту, как ты! Она ненавидит тебя! Она писала мне, как ненавидит тебя!
– Писала? – изумленно выгнув бровь, переспросил Северед, увидев, что барон Карийский тоже подошел к ним, - Мне казалось, он ее только издалека видел.
– Ну, ему может казаться, что и писала, - пожал плечами барон, исподлобья глядя на Респира, говорившего о его дочери, - не
– Приведите ее сюда немедленно! Покажите ее мне, я хочу видеть, что вы с ней сделали! – почти завизжал Респир, вырвавшись от своего дяди, попытавшегося его удержать за локоть, - Я никуда не уйду, пока не увижу ее! Где моя Изабелла?
– Граф, держите себя в рамках, - теперь уже пришла очередь хватать за руки Эдварда, порывавшего выхватить шпагу и проткнуть Респира на глазах у всех. Его терпение не было безграничным, тем более, после таких прямых оскорблений в его адрес при гостях, еще и в его же доме. Он почти успел выдернуть шпагу из ножен, но капитан корсаров поймал его за руку в последний момент, удержав от столь необдуманного поступка, а барон Карийский выступил за него, воспользовавшись секундным перерывом в воплях Респира, когда тот остановился, чтобы вдохнуть новую порцию воздуха, не дав Эдварду оскорбить себя ругательствами в адрес Респира.
– Этим днем будет объявлено о помолвке моей дочери и барона Тристанского, - Рокфор попытался обратиться к рассудку этого человека, - так что прошу вас, перестаньте доставлять всем неудобства своими бессмысленными претензиями!
– Помолвка? – Респир только сейчас разобрал это слово и даже побледнел.
– Вообще, его даже жалко, - негромко добавил Северед, занятый только тем, что продолжал удерживать Эдварда от необдуманных действий, один только его вид рядом немного отрезвлял, - Он ведь действительно любит ее. Причем настолько сильно и без оглядки, что теряет рамки реальности. Такое чувство достойно уважения.
– Он достоин только того, чтобы я разбил ему лицо, - прошипел Эдвард сквозь зубы, снова попытавшись вырваться, но у корсара была действительно железная хватка, - и только дайте мне возможность, как немедленно это сделаю. Небесами клянусь, я на нем живого места не оставлю, если он еще раз скажет ее имя, - в этот момент тристанскому барону было плевать абсолютно на все, начиная от правил этикета и заканчивая мнением своих гостей. Стоит только Респиру произнести хотя бы еще одно слово, то забьет его кулаками обратно тому в глотку вместе с большей частью зубов.
– Думаю, вам не пойдет на пользу затевать драку в таком месте, - так же негромко заметил корсар, - здесь все же не корабельная кают-компания. Да и там бы это смотрелось, по меньшей мере, безрассудно.
– Приведите ее сюда! – снова потребовал Респир, - если понадобится, я обыщу каждую комнату этой тюрьмы, но найду ее. Немедленно приведите ее сюда!
– Вы желали меня видеть, граф Розмийский? – Изабелла, вместе со своими фрейлинами и в сопровождении нескольких подруг, вышла к нему, пройдя сквозь расступившихся гостей. Сейчас в ней не было и капли прежней теплоты и веселости, она была столь же холодной, как лед на пустых камнях, сколь же и прекрасной, как бритвенной остроты лезвие клинка.
Эдвард удивленно округлил глаза и в недоумении посмотрел на Рокфора. Тот так же удивленно смотрел то на него, то на свою дочь, все еще не в силах поверить собственным глазам. Даже Северед ослабил хватку, пораженный не меньше остальных появлением Изабеллы, и лишь граф Фларский выразил всеобщее недоумение тихим присвистом, отступив на пару шагов и исчезнув с ее пути, дав возможность наследнице Карии подойти ближе к Респиру.
– Я вас слушаю, граф, что вы хотели мне сказать? – она разговаривала таким спокойным, но твердым тоном, что даже этот псих немного остыл. Увидев наяву и так близко человека, про которого столько мечтал, впервые растерялся, даже не зная, как реагировать на такую холодность. В его грезах, в болезненном воображении, такой Изабеллы попросту не существовало. Она должна была броситься ему на шею, целовать и кричать, как его любит, но точно не разговаривать таким ледяным тоном.
– Изабелла, любовь моя, - он протянул к ней руку, но она отшатнулась, не дав и коснуться себя, - Что они с тобой сделали? Почему ты так холодна? Я пришел забрать тебя отсюда. Мы будем вместе, как в наших мечтах…
– Я не желаю вас видеть граф, - так же спокойно сказала Изабелла, - никогда не хотела и не хочу быть с вами. Я вас никогда не любила, а сегодняшним днем будет объявлено о моей помолвке с бароном Тристанским, так что прошу вас впредь не беспокоить меня. Если вы действительно любите меня, оставьте свои мечты и не мешайте мне быть счастливой, - с этими словами она развернулась и снова скрылась среди гостей, вместе со своей свитой.
Респир, окончательно сраженный фактом явления своей любви воочию, даже не нашелся, что сказать, просто стоя на месте и переваривая все услышанное, больше всего напоминая вытащенную из воды рыбу, бессильно хлопая ртом в попытке хоть что-то из себя выдавить. Реальность оказалась слишком другой по сравнению с той, что он себе представлял, та Изабелла, что на самом деле существовала, вдребезги разбивала все его мечты и надежды, оставляя на их месте только темную, гулкую пустоту, которую никак не мог принять.
– Но ты же любишь меня, - прошептал он вслед. И эта фраза словно вернула его к жизни, - Ты же любишь меня! Ты любишь меня! Любишь!
– он попытался следом за ней броситься в толпу гостей, но охрана, по сигналу Эдварда, схватила его, не дав и шага сделать. Респир окончательно утратил всякое самообладание, вырываясь и лягаясь, продолжая что-то выкрикивать вслед Изабелле. Охранники, схватившись за руки, не давали ему броситься следом в толпу, удерживая на месте, но в то же время, помня, что перед ними дворянин, а не простой пьяница с улицы, старались не применять грубой силы.
Эдвард уже не смотрел на него, вместо этого смотрел на барона Гористара, стоявшего в самой расслабленной позе. Кажется, все происходящее не только не трогало его, но даже забавляло, и лишь легкая улыбка блуждала у него на губах, вместе с самым задумчивым выражением лица. Сейчас этот человек больше всего походил на шахматиста, сделавшего удачный ход и ожидающего реакцию соперника. Вот только какую именно партию разыгрывал, Эдвард все еще не мог понять, и это пугало его намного больше, чем все угрозы Респира, вместе взятые.