Пустой мир. Сестры
Шрифт:
Пламя пожара, уже охватившего стены, освещало помещение, где среди сваленных в общую груду тел она видела обезображенные гримасами боли лица родных и знакомых, которые еще недавно смеялись и улыбались, радовались и жили. А теперь мертвые, изуродованные рваными ранами от пуль крупного калибра, окровавленные и обожженные, валялись здесь, оставив ее совершенно одну. За что их всех убили? Почему все это произошло? Почему она не умерла вместе с ними?
На эти вопросы речи у нее не было ответов, только образы, размазанные в детском сознании, наивном и простом, не способном понять, что же произошло на самом деле. Лишь только силуэты солдат, уничтожавших то, что она называла своим домом. И крики.
И так едва державшаяся на последней петле дверь отлетела в сторону, и на пороге появился силуэт солдата — одного из тех, кто уничтожил ее родной поселок. Тяжелая металлическая броня, делавшая его чуть ли не на полметра выше, так что даже приходилось наклоняться, чтобы войти в дверь, уже успела закоптиться и покрыться кровью. Кровью тех, кого она знала и любила.
— За что? — сил у нее хватило только на один единственный вопрос, обращенный в никуда, на который этот солдат даже реагировать не стал. Кажется, они все равно не понимали их языка.
— Эй! Тут еще одна остроухая! — солдат двенадцатого кавалерийского полка Гестальта удивился, обнаружив в сожженном поселке еще одного выжившего, но это было даже скорее поводом для того, чтобы пошутить над пехотным полком, солдаты которого была поручена зачистка. Сейчас, когда последних уцелевших сгоняли в центр поселка, кавалеристов больше интересовало то немногое ценное, что еще можно найти в развалинах, и неожиданно найденный ребенок опасности для них не представлял.
— Сержант, только не говорите, что эти ребята из групп зачистки кого-то пропустили? — Насмешливый голос сослуживца только добавил веселья отряду бойцов, скучавших от безделья на этом пожарище. Кто-то даже добавил: — Вытаскивайте ее!
Ничего не понимающую заплаканную девочку, даже не пытавшуюся сопротивляться, выкинули на улицу, схватив за длинные растрепанные волосы. Парализованная ужасом и отчаянием, она попыталась встать, но под всеобщий хохот пинком сапога под ребра ее снова повалили. От удара она перевернулась на спину, хватая ртом воздух и пытаясь дышать отбитыми легкими.
— Нелюди вонючие! — добавил сержант, подходя к ней ближе и наклоняясь над девчонкой. — Какого демона вы вообще здесь расселились? Думали, что о вас никто не узнает? — он пытался найти в ее глазах хотя бы искорку понимания, но ребенок от страха и боли вряд ли бы что-то смог уяснить, даже если бы знал их язык. Это раздражало, он хотел, чтобы ребенок умолял о пощаде, но вместо этого видел лишь зареванное чумазое личико и расширившиеся от ужаса глаза. Поэтому, разозлившись, наотмашь ударил ее тыльной стороной ладони. — Давайте кончать с ней, толку все равно никакого. Рядовой, дай мне свою винтовку, пристрелю эту тварь!
Вот так все и должно закончится? В унижении, боли и позоре, под смех солдат в тяжелой броне, чьи слова она даже понять не могла? Детский страх смешивался с желанием жить, с отчаянием и скорбью по всему тому, что потеряла из-за них. И в разбитой груди, словно горевшей от огня после удара, рождалось другое неведомое раньше чувство. Ненависть к этим людям, истреблявшим ее род без всякой причины, просто потому, что они считали себя лучше и сильнее остальных.
— За что?! За что вы нас так ненавидите?! Почему нас убиваете?! Мы же ничего не сделали! Уходите! Оставьте нас! — она закричала прямо в ничего не выражающую металлическую маску шлема склонившегося над ней солдата, что-то до этого говорившего. Вся детская наивность, боль и отчаяние выплеснулись в этом последнем порыве, рвущем горло крике, срывавшемся в кашель и перхание кровью, но ответом стал все тот же злорадный смех. Вместо ответа этот человек просто взял в руку протянутую винтовку и сильно
В эту секунду мир остановился, замерли даже частицы пепла, проносившиеся мимо, поднятые горячими потоками воздуха от пылающих домов. Остановились и люди — этот страшный человек, снова поднявший свое оружие для замаха, замер как статуя. Испуганной и ослепленной болью девочке потребовалось некоторое время, чтобы понять, что все вокруг действительно замерло. И она сама словно окаменела, не в силах даже перевести взгляд, чтобы посмотреть по сторонам. А позже девочка услышала тихий вкрадчивый голос, мгновенно завладевший мыслями и не позволявший думать ни о чем, кроме слов, звучащих в голове.
«Теперь у тебя никого нет. Все они мертвы, ты осталась последней из своего рода, без надежды и без будущего. Почему бы тебе просто так не умереть прямо сейчас?»
— Я не хочу! Я не хочу, чтобы все умерли! Я не хочу умирать! — попыталась она ответить вслух, но губы больше не подчинялись ей, только яркая мысль стрельнула в сознании, послужив немым ответом на заданный вопрос. Девочка почувствовала, что этот ответ понравился голосу, сразу ставшим теплее и даже словно добрее. Следующее его касание души малышки было гораздо мягче, словно материнская рука, пытавшаяся успокоить своего ребенка.
«Умирать не придется. Ты можешь спастись. Ты можешь измениться. Ты можешь… отомстить…» Последняя фраза всколыхнула чистую детскую душу, прозвучавшая слишком чуждо, но именно этого она в действительно и хотела. Отомстить всем этим людям за то, что они сделали, за всех убитых родных и друзей, за весь тот ужас, что принесли с собой в ее дом, превратив его в развалины. Боль, страх и гнев необходимо было выплеснуть, пока они ре разорвали душу в клочья, но просто кричать и плакать сил уже не осталось. А самому голосу не требовался ответ, он смог все увидеть в ее душе, надо было только открыться и позволить ему забрать ее тело. Подарить шанс на спасение, о котором она уже и не мечтала. Вместо этого ужасного мира, вместо мертвых родителей и горящих домов на ее глаза опустилась теплая и бархатная темнота, даровавшая отдых, тишину и долгий сон без сновидений.
Для всех остальных всего этого разговор не существовал, кавалерийский сержант после того, как ударил девочку прикладом, перехватил винтовку так, чтобы рукоятка оружия легла в кисть, направив ствол оружия своей жертве в голову.
— Спорим, прострелю ей череп так, что пуля выйдет точно из затылка? — усмехнулся он, нажимая на спусковую кнопку. Оружие сухо рявкнуло, выплевывая остроконечную пулю, но вместо того, чтобы пробить череп остроухой девчонки, та остановилась всего лишь в нескольких сантиметрах от ее лба. Продолжая медленно вращаться, пуля висела в воздухе, словно пойманная неизвестной силой, и шокированные солдаты даже не находили слов, глядя на это, противоречащее всем законам реального мира, которым привыкли доверять.
— Примитивные формы жизни, — девочка бросила прямой взгляд на сержанта, потерявшего дар речи, поскольку в глазах, которые на него смотрели, не было вообще ничего человеческого. В них светился разум, гораздо более древний и могущественный, чем все, что мог себе представить. И этот разум сейчас обещал ему лишь мучительную смерть, — ничего не меняется, все повторяется снова и снова…
В конце фразы пуля развернулась и, словно выпущенная из захвата, в один миг с тихим визгом насквозь пробила шлем солдата, минуту назад протянувшего сержанту оружие. Труп еще не коснулся земли, когда соседнего бойца отряда неизвестная сила отбросила к стене горевшего дома с такой скоростью, что он с легкостью пробил в ней дыру и угодил прямо в бушующее пламя. Провалившись в огонь, он жутко закричал, сгорая заживо, но выбраться обратно уже не смог.