Пустыня смерти
Шрифт:
— Все верно, Матти, — подтвердил он.
— Вставай, пошли — майор ждет, — позвала его Матильда.
Мексиканские кавалеристы проезжали от техасцев так близко, что брызги из-под копыт лошадей летели на них.
Гас подумал, что подняться уже не сможет: ноги его отказывались шевелиться. Но Матильда протянула ему свою сильную руку — Гас взялся за нее и с трудом встал. Калл же продолжал стоять как вкопанный, глядя на плывущие по реке трупы рейнджеров.
— Думаю, что никаких похорон не будет, — произнес Длинноногий, когда Гас и Матильда подошли к нему.
Его
Вудроу Калл все стоял на одном и том же месте, глядя на окровавленные воды реки, пока к нему не подошел чернокожий, не связал ему руки и не увел от реки в колонну военнопленных.
9
Майор Ларош был убежденным сторонником пользы водных процедур в холодной воде. Сам он регулярно купался по утрам в Рио-Гранде. Когда он сидел, глубоко дыша, на покрытом инеем берегу реки, его загораживали от любопытных взглядов кольцом из простыней трое специально выделенных кавалеристов. Накупавшись и надышавшись, он каждый раз требовал, чтобы в реку сводили и лошадей, где их мыли и чистили, пока шкура у них не становилась блестящей. Нередко, когда чистили и мыли лошадей, майор вскакивал в седло и проделывал упражнения со своей великолепной саблей, на всем скаку разрубая плоды кактусов.
Техасцам разрешили закутаться в одеяла и разжечь большой жаркий костер, но одежды у них пока не было. Калл, хоть и ненавидел майора Лароша, не мог не отдать должное его умению обращаться с саблей. Иногда майор заставлял солдат подбрасывать вверх тыквы, а сам рубил их в воздухе на скаку. Кроме того, майор мастерски владел искусством верховой езды — если какая-нибудь тыква была подброшена слишком высоко в любую сторону, он умел вовремя повернуть коня туда, откуда удобнее было ее рубить. Седло его всегда блестело, как новенькое, казалось, по утрам его ничто не занимало больше, чем надраивание седла. Днем он всегда скакал впереди своего эскадрона и редко когда оборачивался назад.
Как-то раз, когда они уже подъезжали к селению Лас-Крусес, перед лошадью майора выскочил заяц и помчался во весь дух. Майор погнался за ним. Он догнал его через пятьдесят ярдов и одним взмахом сабли отсек ему голову. После этого передал саблю своему ординарцу, чтобы тот обтер ее, и как ни в чем не бывало поехал дальше во главе колонны.
— Не нравятся мне их маленькие вычурные седла, — заметил как-то Гас.
— Почему? — удивился Калл. — Этот французик сидит в нем как влитой.
— Он сразу же перестанет вливаться в него, когда его достанет Бизоний Горб, — буркнул Гас.
Он видел, что они уже приближаются к Эль-Пасо — перед ними расстилались дикие прерии, где Бизоний Горб убил Джоша Корна и Зика Мууди. После той стычки Гас частенько вспоминал огромного вождя команчей.
Калл не отвечал — он даже не прислушивался к словам приятеля. Он считал себя неплохим наездником, но теперь понял, что не может управлять лошадью так же искусно, как маленький француз-майор, не говоря уже о том горбатом команче, который скакал по пустыне без всякого седла и удерживал
Ни один из рейнджеров, с кем сталкивался Калл, не мог сравняться в искусстве верховой езды ни с тем команчем, ни с французом. Гас Маккрае ездил на коне лучше майора, но в бою он и в подметки не годился ни ему, ни Бизоньему Горбу. Калл решил для себя, что, если останется жив, будет как можно прилежнее учиться искусству верховой езды.
— Майор ездит верхом лучше, чем команчи, — сказал наконец Калл.
Майор скакал на породистой гнедой лошади, узкогрудой и горячей.
— Бизоний Горб достал бы его своим копьем, — повторил Гас. — Он чуть было не всадил его в меня, помнишь?
— Я не говорил, что он не может достать, — согласился Калл.
На следующий день он внимательно смотрел, как майор совершал на лошади утреннюю пробежку. Гаса раздражало, что Калл с увлечением наблюдал, как надо выполнять упражнения на лошади.
— Не нравится мне, как этот расфуфыренный французишка подкручивает свои чертовы усики, — заметил Гас. — Если бы у меня росли усы, я бы на них махнул рукой — пусть растут сами по себе.
— Ну и пусть растут, как тебе хочется, — проворчал Калл. — Мне до этого дела нет.
В селении Месилла, что южнее Лас-Крусеса, уцелевшим рейнджерам — а их осталось всего десяток, не считая Матильды, — наконец-то выдали одежду: доходящие до колен рубашки и мешковатые штаны из грубого материала.
После этого пожилой кузнец заковал под наблюдением майора Лароша десятерых техасцев в ножные кандалы. Они были потяжелее тех, которые надели на них в Антон-Чико, а цепи оказались коротковаты и не давали возможности сделать полный шаг.
— Майор, да в этих проклятых браслетах на ногах я быстрее доползу до Эль-Пасо, нежели дойду пешком, — заявил Длинноногий.
— А вам, месье, и не придется идти, — успокоил его майор. — Мы приготовили для вас роскошную повозку, в которой вы покатите. Хотелось бы, чтобы вы немного отдохнули перед небольшой церемониальной встречей.
Роскошной повозкой оказалась телега, в которую впрягли старого черного вола. Десятеро мужчин уселись в телегу, а Матильда не влезла. Гас предложил ей свое место, но она лишь помотала головой и сказала:
— Я уже прошла довольно долгий путь. Думаю, легко пройдусь еще немного до города.
Впереди, к северо-востоку от реки, на горизонте возникли неясные силуэты серых гор. Хотя рейнджеры и были скованы кандалами, а вол еле тащил телегу, которая вихляла и дергалась, ее окружили и сопровождали кавалеристы с саблями наголо. Просидев на такой телеге два часа, Гас почувствовал острый позыв справить малую нужду, но когда он попытался слезть, солдаты замахали на него саблями.
— Черт с вами, если таковы правила. Тогда я помочусь, не слезая с телеги, — заявил Гас, вставая во весь рост. — Но мне не хочется испортить свои новые штаны.