Пустыня
Шрифт:
Девять туров из тридцати — менее трети дистанции. Нужно экономить силы. Вот мы с Анатолием сегодня и экономили, да.
И опять легкий средиземноморский ужин, потом музицирование в присутствии слушателей (что тоже немного раздражает, то ли дело Лас-Вегас), потом обмен мнениями: мы, русская фракция, о шахматах не говорим инстинктивно, всё больше о литературе, о кино, о космических исследованиях — ну, о чём обыкновенно говорят советские люди вдали от Родины.
В половине восьмого мы разошлись. Общения понемножку, а то озвереем.
В номере я включил преданный «Грюндиг». Би-би-си
Однако!
Правительственные сообщения так запросто не передают.
Я стал бегать по волнам, искать нашу радиостанцию. Нашёл, «Маяк». Игралась музыка, но не печальная, не траурная, а вполне жизнеутверждающая. И каждые пять минут сообщали, что в ближайшее время будет передано важное правительственное сообщение.
Я приглушил приёмник, и отправился к русской секции. К Карпову и Спасскому. Сначала к Карпову.
— Анатолий, слышал?
— Что слышал?
— Заседание политбюро, ожидается важное правительственное сообщение.
— Леонид Ильич, что ли, умер?
— Не знаю. Вроде бы не должен. С чего бы ему умирать.
— Ну, не знаю. У меня радио такое… проводное.
Да, у всех у нас стояли репродукторы проводного радио, и можно было слушать радио Триполи. На арабском языке. В холле был радиоприемник, но только с диапазоном средних волн и частотной модуляцией. «Маяк» не добивает из Москвы, далеко.
— У меня транзистор.
И мы пошли ко мне, по пути прихватив Бориса Васильевича.
Сели вокруг «Грюндига» и стали слушать.
В десять часов по Москве — ничего, только повторение: «Ждите правительственное сообщение». И опять бодрая музыка. Свиридов, «Время, вперед!»
Наконец, Левитан — Левитан! — провозгласил:
— Слушайте обращение Леонида Ильича Брежнева к гражданам Советского Союза!
Мы переглянулись. Брежнев жив, что успокаивает. Но почему-то его не назвали Генеральным Секретарем, что удивляет.
Пауза в две минуты.
— Дорогие товарищи! Сегодня мной и президентом США Джеральдом Фордом был подписан договор об ограничении подземных ядерных испытаний и о взаимоконтроле на местах. Вместе с подписанными ранее договором об ограничении стратегических вооружений и соглашении о предотвращении ядерной войны этот договор делает мир безопаснее и надежнее. Двадцать пятый съезд Коммунистической Партии Советского Союза продемонстрировал всему миру решимость нашей страны добиваться прочного и всеобщего мира. Могу с полным основанием сказать, что была проделана большая, огромная работа по укреплению нашего государства, развитию интеграции стран социализма, общемирового сотрудничества. Но успокаиваться рано. Нам всем предстоит напряженная работа по развитию нашего государства по пути к коммунизму, по дальнейшему повышению благосостояния советских людей, укреплению мира во всем мире. В этой ситуации я принял решение оставить пост генерального секретаря ЦК КПСС. Нужно дать дорогу новому поколению руководителей, которые смогут, следуя ленинским курсом, привнести в нашу политику динамизм, энергию, новые и свежие решения, занимаясь партийным
Пауза. Минута, другая.
Мы переглядывались, но не спешили обсуждать услышанное.
— Мы передавали обращение Леонида Ильича Брежнева к советскому народу, — сказал, наконец, Левитан.
А потом зачитал постановление Политбюро ЦК КПСС.
Первым секретарем Коммунистической Партии Советского Союза единогласно избран Юрий Владимирович Андропов. Кандидатами в члены политбюро ЦК КПСС избраны Гейдар Алиевич Алиев, Василий Васильевич Кузнецов, Андрей Николаевич Стельбов и Константин Устинович Черненко. Выведены из политбюро ЦК КПСС Кирилл Трофимович Мазуров и Дмитрий Степанович Полянский, в связи с уходом на пенсию.
И потом опять заиграла энергичная, духоподъемная музыка.
Мы подождали ещё немного, но продолжения не воспоследовало.
— Да уж… — протянул Спасский. — Интересное кино, понимаешь.
— Я помню, как сняли Хрущева, я тогда пионером был. Напечатали в «Пионерке», что вот де товарищ Хрущев ушел на пенсию, и вместо него будут товарищ Брежнев — первым секретарем ЦК КПСС, и Алексей Косыгин — председателем Совета Министров. Дома особо об этом не говорили, да и нигде не говорили. Всё прошло тихо и мирно.
— А сейчас не на пенсию, сейчас — председатель Президиума Верховного Совета. Это формально — глава государства, — сказал Карпов.
— Ну да, формально. А по сути должность скорее почетная. Всё-таки главное определяет у нас партия, а Совмин и Верховный Совет проводят политику партии в жизнь.
Я больше думал. Вот Карпов — невозвращенец, вот Спасский переехал во Францию, а всё — мы, у нас, наши. Советский человек, он такой: с виду, может, и несогласный, а дойдет до дела — грудью на пулемёты пойдёт.
— Ну, а вы как думаете, Михаил? Не страшно ли возвращаться? — это опять Спасский вербует в парижане.
— Чего страшиться?
— Андропов — это КГБ. А что умеет КГБ? Гайки закручивать будет.
— Некоторые гайки неплохо бы и подкрутить. Или вовсе заменить. Как автолюбитель, знаю наверное.
— Но только каждый думает, что закручивать будет он. А вдруг не он, а его?
— Поживем, увидим.
И мы разошлись вдругорядь. Действительно, чего зря языки трепать. Будущее покажет.
Я для успокоения и по привычке предался обычным вечерним упражнениям. Сорок раз отжался от пола — в два приёма, три раза держал планку по тридцать секунд (без фанатизма, Чижик, без фанатизма! — звучал в голове голос Петровой), потом — дыхательные упражнения с видом на Пустыню.
Ну да, увидим, увидим. Я тоже помню «Пионерку» с портретами Брежнева и Косыгина. Будет «Пионерка» с Андроповым.
И только?
Как это отразится на мне? Конкретно на Мише Чижике, богатеньком советском комсомольце? Если вдруг начнут закручивать гайки намертво?