Пустыня
Шрифт:
— Ну, видел он такой сон, так что с того?
— Мне тоже это снилось. Этой ночью.
— Вы с Хюбнером сражались с динозаврами?
— Не с Хюбнером. Я деталей не помню, я вообще плохо помню сны, но были динозавры, которые ломились в гостиницу, была стрельба, я палил по ним из револьвера…
— Нагана?
— Не знаю, не разбираюсь я в револьверах. Но палил. И это ладно бы. Анатолий?
— Да, мне тоже снились какие-то твари, стрельба, суета… Кошмар, в общем, — ответил Карпов.
— И я начал расспрашивать остальных. Кто-то вспомнил, что видел динозавров, кто-то не помнит, или говорит, что
— И все, конечно, встревожились. И мы тоже. Может, нас чем-то облучают, внушают одинаковые сны? — сказал подошедший Фишер.
— Ливийцы?
— Почему ливийцы? Американцы, со спутников. А, может, и ливийцы. Купили аппаратуру да вот хоть у ваших, у Советов. Или у китайцев.
— Или в еду подмешали что-нибудь. Древняя медицина фараонов, или карфагенян, в общем, Африка, — предложил Спасский. — Вот все и боятся есть. Скушаешь овсянку или яичницу с ветчиной, и начнешь видеть призраки, фата-морганы, миражи.
Я огляделся. Действительно, никто ничего не ел. И еды на столах не было.
Я подозвал официанта и заказал обычный свой завтрак — креветочный салат, яйцо всмятку и стакан гранатового сока.
— То есть вы не боитесь? — спросил Фишер.
— Я хочу есть. Это первое. И да, я не верю, что причина совпадения в еде. В спутники или секретную аппаратуру тоже не верю. То есть она, может, и есть, такая аппаратура, но не вижу смысла показывать нам осовремененную версию «Миллиона лет до нашей эры»
— Чего? — спросил Фишер.
— Фильм такой. Про динозавров.
— А фильм… У нас много фильмов про динозавров…
— А что касается общих снов, нужно подумать… — тут принесли мой заказ, и я принялся за креветок. Чапай думать будет!
Все терпеливо ждали.
— Вариантов много. Самый простой — что не было никаких общих снов.
— Как — не было?
— Так. Не было, и всё. Описан случай, как на антарктической станции «Восток» все двадцать четыре человека видели общий сон. Будто все они подверглись нападению крион, гипотетических существ, живущих в трещинах антарктического купола. Они, крионы, в полярную ночь напали на станцию. Минус девяносто, ветер, разреженный воздух… В общем, все умерли. В сновидении, конечно. Наяву все живехоньки. Но состояние, близкое к панике. И вся зимовка пошла наперекосяк. Там ещё много чего было, на «Востоке». Потом разбиралась государственная комиссия. И вот что установила… — я принялся за яйцо.
Все ждали.
— Сон этот видел механик-дизелист. И рассказал напарнику. И только после рассказа напарник вспомнил, что и он видел этот сон. Потом они рассказали другим, и все тоже вспомнили. На самом деле это было наведенное воспоминание.
— Наведенное?
— Они не видели этого сна. Но под влиянием рассказа внушили себе, что видели. Неосознанно внушили. Им стало так казаться. В обычных условиях такое редко бывает. Ну, у двух, много у трех. Но на станции особые условия. Оторванность от мира. Ночь. Суровая, спартанская обстановка, кислородное голодание. Замкнутый коллектив. Усталость, истощение нервной системы. Общий сон — своего рода массовая истерия. В средние века такое наблюдалось сплошь и рядом. Теперь пореже. Но вот случилось.
— То в Антарктиде. А здесь наоборот. Солнце, жара… — возразил Карпов.
—
— Чего же у нас общего? — спросил Фишер.
— Мы все шахматисты. Гроссмейстеры. Высочайшей пробы. То есть наши мозги настроены на одну волну, шахматную. И потому внушаемость наша — между собой — повышена. И сон Хюбнера вошел в сознание каждого, как собственный.
— Нет, — сказал Спасский, помолчав. — Я же видел этот сон до того, как услышал Хюбнера.
— У вас, Борис Васильевич, есть тому подтверждение?
— В смысле?
— Вы, проснувшись, записали сон?
— Нет, конечно. У меня нет такого обыкновения.
— И ни у кого нет. Из тут присутствующих, я имею в виду. Вам только кажется, что вы видели сон раньше, чем рассказал Хюбнер. Фокус сознания.
— Ну…
— У вас было когда-нибудь дежа вю? Чувство, что нечто уже происходило с вами? Это из той же серии. Фокусы сознания.
До конца я Спасского не убедил. Но сомнение заронил.
— И что нам теперь делать? — спросил Анатолий.
— Рецепт известный, он теперь обязателен для всех полярников и не только полярников. Полноценное питание — белки, жиры, углеводы и витамины с микроэлементами. Режим труда и отдыха. И занять мозг чем-нибудь полезным, — и я перешел к соку.
Тут появился господин Бадави.
— Господа! Господа, у меня важное объявление! Надвигается песчаная буря! Ничего страшного, наш отель выдержал уже не одну бурю. У нас достаточно продуктов, все системы рассчитаны на подобные бури. Но никто до окончания самума не должен покидать отеля. Сильный ветер, сухой воздух могут вызвать быстрое обезвоживание, что есть нехорошо. Отдыхайте, развлекайтесь. Турнир будет продолжаться своим чередом!
— Ага, развлекайтесь, — сказал Спасский. — Тут даже водки нет.
— Ничего, — пообещал я. — Придумаем что-нибудь.
— Насчет водки?
— Насчет развлечения.
Уже позже Фишер спросил меня:
— И все-таки, Михаил, что ты видел во сне?
Глава 20
20
16 июня 1976 года, среда
Russian party, или защита Петрова
Буря тому виной, утомление игроков или двадцать восемь градусов в игровом зале, но все восемь партий семнадцатого тура закончились в основное время вничью.
Нет, мы не сговаривались. Во всяком случае, не сговаривались явно. Просто дистанция такова, что нужно раскладывать силы. Где-то передохнуть, чтобы дотянуть до финиша и не умереть. Где-то наддать, чтобы прийти к финишу не последним.
Господин Бадави уверял, что отель справится с бурей. В целом так оно и есть: все-таки плюс двадцать восемь — не плюс сорок пять, что за окном. Но все-таки жарко. И сознание того, что впереди ещё четырнадцать туров (или, если сегодняшний не считать, тринадцать), не способствует тому, чтобы гнать изо всех сил. У марафона свои правила. Главное — прийти первым, а уж с какой скоростью — неважно.