Пустыня
Шрифт:
И слово вернулось к Спасскому.
— Итак, торжественная часть закончена. Пьем, гуляем, веселимся — он достал из тумбочки второй запотевший графин.
— За победу! За нашу победу!
И я вернулся к роялю, теперь уже играл попурри Битлз.
Играл, а сам думал, не связано ли указание делать ничью с Анатолием с подкопом против ФИДЕ? Политикой ФИДЕ наша страна откровенно недовольна. Тем же решением провести олимпиаду в Израиле, хотя и Советский Союз, и многие другие страны социалистического лагеря выступали против.
А я?
А я — запасный полк решающая гирька. Дадут команду — поддержу бунтарей. Дадут другую — поддержу ФИДЕ.
В зависимости от поведения ФИДЕ.
В общем, гирька, да. Последняя соломинка.
Ну, так они думают.
Глава 21
21
21 июня 1976 года, понедельник
День развлечений
— Это что за музыку вы наигрываете, Чижик? — спросил меня Борис Васильевич. Он на меня дуется. За проигрыш. И поэтому обращается по фамилии.
— Это музыка из моего сна, — отвечаю я. Выигрывал, выигрываю, и собираюсь выигрывать впредь. Не нравится? Надо лучше готовиться! Спасский слепо копировал мою партию с Фишером, но я на пятнадцатом ходу избрал другой путь, к чему Борис Васильевич оказался не готов. А должен был — если рассчитывал на другой результат. Пока он идет на пятом месте. Сильный, бесспорно сильный шахматист. Но — ленивик.
— Ну? По-моему, неподходящая музыка для сна!
Действительно, бодрый регтайм разбудит любого.
— Видите ли, Спасский, и сон был неподходящий, — я тоже могу по фамилии. Легко. — Снилось мне, будто я уже вернулся в Союз, и сижу со своею командой за столиком в «Москве». Мы обедаем. Простая студенческая еда. На первое — борщ с пампушками, затем свиная отбивная и картофельное пюре, а потом — мороженое «крем-брюле» в вазочках.
— А вино?
— Красное, грузинское. Названия не знаю.
— Почему?
— Этикетка на грузинском. А я в грузинском не силен. Батоно да генацвале — вот и весь мой грузинский.
— А на вкус? На вкус — какое вино?
— Да я и не пил. И вообще не знаток. Так вот, мы вкушаем, а на эстраде пианист играет танцевальную музыку. И мы, отложив ложки, начинаем танцевать.
— Хороший сон, — одобрил Спасский. — Вино, женщины, свинина, то, чего нам так не хватает.
Женщин он поставил после вина, но перед свининой. Выбор зрелого возраста.
— Вот и я так думаю. Хороший. Проснулся, записал музыку, а теперь проверяю: ведь часто бывает так, что гениальное во сне оказывается чушью наяву.
— Мне музыка нравится.
— Рад слышать. Этим регтаймом я думаю завершить оперу.
— Оперу?
— Скорее, оперетту. Мюзикл, как говорят сегодня.
— Вы сможете написать
— Что значит — смогу? Моя опера идёт — во всяком случае, шла в мае месяце — во всех музыкальных театрах Союза, а также в Праге, Берлине и Софии.
— Ваша опера?
— «Малая Земля» — и я сыграл выход кафешантанной певички.
— Так вы — тот самый Чижик?
— Чижиков не так уж и много на свете. Да, я.
Думаю, Спасский прекрасно знал о моем авторстве. Но зачем-то решил прикинуться несведущим. Ну и ладно.
— А о чём будет новая опера? Об Андропове?
— О Юрии Владимировиче? Интересная идея. Нет, может быть, позже напишу оперу и об Андропове. А эта — о шахматах и шахматистах, — с напускным простодушием ответил я.
— Интересно. О каких же шахматистах?
— Вымышленных, вымышленных. Но как бы и настоящих. За основу я взял наш турнир. С поправками: в опере будет разыгрываться титул турнирного чемпиона. Экзотика есть — пустыня Сахара. Острые моменты есть — история с бомбой, буря, осада динозавров. Конфликт — между нашим, советским шахматистом, молодым и талантливым…
— Чижиком! — вставил Спасский.
— Дроздовым, — ответил я. — Или Скворцовым, там придумается. А с другой стороны — сильный и опытный невозвращенец…
— Карпов! То есть Щукин или Сомов!
— Возможно. В общем, что-то такое. Проблема была в женских образах — мы же здесь без них. Но явилась Белая Каисса, вдохновительница нашего шахматиста, и Черная Каисса — муза невозвращенца.
— Одетта и Одиллия…
— Да, в этом роде. С либретто ещё работать и работать. Есть кому.
— Но чемпионом станет, конечно, Чижик.
— Победит наш, советский человек. Разумеется. Требование жанра. Это же советская опера. Будет идти на сцене наших советских театров. И билеты будут покупать наши советские люди. Зачем им победитель-невозвращенец? Да и с идеологической стороны нехорошо.
— И потому вы стремитесь выиграть турнир! — сказал Спасский, не скрывая досады.
— Я стремлюсь победить, потому что это и цель, и смысл любой игры — стремиться к выигрышу. И да, если мне удастся занять первое место, это пойдет на пользу опере, будет бесплатной рекламой. Что в том плохого? Только хорошее. Для меня.
— Вы в партию вступать не думаете? — вдруг спросил Спасский.
— В партию? Я комсомолец.
— Комсомолец перед партийцем — как кандидат в мастера перед гроссмейстером. Без шансов. Вы, Михаил, думаете, что ваши таланты что-то значат? Были, знаете, таланты и покрупнее. Вавилов, Мейерхольд, а потом чик-чирик, и где они, те таланты…
— Вы, Борис Васильевич, всерьёз полагаете, что мне угрожает чик-чирик?
— Возможно. Даже очень возможно. Уж слишком вы выделяетесь, Михаил. И слава, и почёт, и деньги, много денег. Это не прощается — такой успех. Еще вот опера — это ведь опять и слава, и деньги?