Путь (2 книга - 6 книга)
Шрифт:
Сердце успокаивалось, кровь замедляла свой бег в жилах, а голова снова стала соображать, освободившись от ярости за унижение и хмеля, который третий раз в жизни подвел его. Риквил вздохнул, запрокинул голову к небу. Звери не спешат появляться в этой ловушке, а значит им уготована смерть от голода. Пора вспомнить всё то, что записал основатель о хозяине этого города и провести уходящее время с женой, вымаливая у неё прощение за все её разрушенные мечты.
В его мешке Путника не только артефакты ватаги, но и вся прочая дрянь, что они тащили с собой. Включая еду. А значит у него есть целый месяц, до истечения срока пребывания в городе, когда Звери уж точно хлынут сквозь миражи. Впрочем, меньше. Ведь Таори никогда не была дурой и не пройдёт и нескольких дней, как она примется уговаривать его использовать артефакт Разрушения Преград, чтобы вырваться отсюда и снова попытаться сбежать из Миражного, в надежде, что Зверей уже нет за миражами ограды. Хоть и не дура, но всё ещё верит, что хозяин города перестанет следить за ними или простит сожженные поместья. Нет. Такого никогда не случалось. Зря она вмешалась в схватку, зря отбросила того Зверя. Умри он тогда и всё было бы проще.
Впрочем, заслуживает ли он этого проще? Возможно и нет. Ведь вышло так, что он предал первого брата, ватагу: украл то, что берегли на крайний случай, сломал мечту жены. Но и расплата велика. Всё же ему придётся остаться без Таори. То, чего он боялся больше всего случится. Жаль, что она станет свидетелем его смерти, зато у него будет время повиниться перед ней. А потом... Потом он проверит ещё один совет основателя и произнесёт ритуальные слова, прежде чем броситься на меч. У него как раз есть в мешке Ловушка Девяти Стальных Обручей, что заключит Таори в клетку и даст ему нужное время. Она не поднимала руку на Миражный, напротив, лишь слегка опоздала с тем, чтобы остановить его. Хозяин города должен её выпустить. А ему нужно лишь дать ей больше времени на то, чтобы пройти миражи. Жаль, что у него будет так мало времени с ней.
***
За уходом людей из города пристально следил и другой дух. Каори. Едва она поняла, что границы переходов уносят ватажников к выходу, а Звери всегда оставляют им проход, как перестала отсылать духовные сообщения Миррату. Она слишком хорошо его знала. Понимала, что ради неё он не изменит своего решения. Того, что он уже сделал, было достаточно. Леград получил её подарки, не будет блуждать месяцы в миражах, на его пути не встанут сотни Зверей города, он не будет заперт в одной из ловушек. Каори верила, что юноша сумеет стать мастером вне Миражного, даже не добрав силы в формациях Зала Стражи. Не с его удачей, не с его талантом, не тогда, когда он сумел освоить первый её подарок с одного прочтения. Пусть в свитке техника и была обозначена ей земной, но её хватит, чтобы удивить любого, кто бродит по Первому Поясу, особенно после того, как он поймет, что нужно добавлять больше стихии в духовную энергию. А потом Леград сумеет открыть и второй подарок. В остальном... На всё воля Неба.
Но она желала ему стать одним из Наследников. В конце концов, за все эти годы он всего лишь пятый, кто пришёл в город так, как и положено настоящему Стражу: свободный от всех обязательств, ведомый только своей честью и Небом, не использующий свой талант во вред другим ради прихотей или наживы. Словно не было этих сотен лет пустоты и одиночества. Словно снова приехал внук создателя или молодой глава семьи.
Каори сомневалась, что когда-нибудь Леград вернётся сюда, но для неё это было неважно. Эти недели она снова жила и снова была счастлива. Уже этого достаточно, чтобы она сумела дождаться следующего правильного гостя Павильона. Пусть даже это займет ещё триста лет.
Исход. Первый пояс
Пролог
– Мы что, ограбим шахту Ордена?
Мириот откинулся на выщербленной каменной скамье, прислонившись к плющу, что покрывал стену Зала Стражи кровавым покрывалом, и, распахнув глаза в показном удивлении, переспросил:
– Ограбить шахту? Будь я одинок или уходи из Гряды, вырывая все корни, то возможно решился бы на столь безумный поступок. Ухватить побольше, да бежать. Можно даже не во Второй, а в Сто Озёр. У меня и отбирать там всё добытое не стали бы, ведь я принёс бы в их клан такую радостную весть – лесной ватажник ограбил сердце богатства Ордена!
Мириот расхохотался, поднял задумчивый, размытый мечтами взгляд, над моим плечом, всматриваясь в видимые только ему картины, качнул головой:
– Но я не для того оставил сына и наследие Волков, чтобы всё, чем я и он пожертвовали, на что пошли ради этого похода, перечеркнуть своими руками.
– Пока не слышу ничего, кроме очередных умствований, – терпение моё было на исходе. – А они мне надоели ещё в лесу. К делу.
Но Волк не спешил продолжать, проверяя крепость моих нервов. Наконец, словно насладившись мечтами или удовлетворившись выдержкой, кивнул:
– К делу. Ты, рождённый в Нулевом, не задумывался, почему главы ватаг так молоды?
– А я их видел? Ты первый и единственный из них, кого я знаю.
– Мы наблюдали твою схватку на Арене, в день встречи гостей города.
– Первый раз слышу, – я безразлично пожал плечами. – Там всё было заполнено зрителями, глаза разбегались. Орденцев видел, а тебя… Может, места ваши оказались в самой заднице?
Мириот усмехнулся:
– Пусть будет так. Тогда поверь на слово – они все моего возраста, редко кто старше или младше больше чем на десять лет, и ответь, где старшее поколение? Наши отцы, деды?
Я уже хотел сказать ему о десятках пожилых ватажников, что я видел в городе, Доме Найма, о том же скупщике в лагере Волков, но Мириот меня перебил:
– Я спрашиваю не о простых ватажниках, обделённых талантом, рано упёршихся в преграду. Я спрашиваю о лучших из лучших. Скорее даже обо всех тех, кто имел достаточно яшмы, чтобы купить себе алхимию и не обращать внимания на уровень таланта, а брать силу с заемной помощью.
– Нет, не задумывался, – нахмурившись, переспросил у Волка. – Но если у всех ватаг есть места силы и обычай уходить туда в надежде прорваться, то сколько их там остаётся? Ты сам говорил – это последний шанс и мало кому он даётся в руки.
– По-твоему, эти места бездонные? Они долгие годы по крохе собирают силу Неба, которой может хватить только на одного. Ты же сам не раз ночевал в них и должен был ощутить, как быстро они пустели.
– От трёх десятков ватажников.
Я напомнил только это, придержав острые слова о дармоедах, так и просившиеся на язык. Но сдержался. Достаточно того, что повздорил с Риквилом, впервые не оглядываясь ни на кого, словно язык работал раньше ума. Нужно знать меру. Мириоту же не было дела до моих недосказанностей.