Путь Абая. Том 1
Шрифт:
Божей, видимо, предчувствовал неладное, и слова еще больше взволновали Суюндика. Он глубоко задумался: кому теперь ждать несчастья, о котором говорит Божей? Ведь все кругом так спокойно…
— Ой, дорогой мой! — опять вздохнул он. — Кажется, Кунанбаи и без того обкорнал нас всех… Глумился, сколько хотел: род Жуантаяк выгнал; у Анет взял, что только можно было; обобрал и Кокше. Чего ему еще не хватает? Тридцать кочевок с севера на юг все принадлежат ему. Здесь — его весеннее пастбище, тут — летнее, там — осеннее… И зимовий тоже, слава богу, достаточно!
Пастбищами
— Одно его урочище от другого не дальше ягнячьего перегона, — продолжал Суюндик.
— Чего ему надо? — заговорил Тусип. — У него и луга с богатой зеленью, и водоемы с цветущими берегами, и многоводные ручьи, и широкие озера…
— У других на жайляу возле одного ручейка по несколько родов жмутся, а у него, глядишь, для каждого аула не одна хорошая речка! — поддержал Суюндик.
— И всем этим завладел он в такое короткое время! Ну, что еще у него на уме?
— Вот именно: что у него на уме?
Божей слушал их молча. Внезапно он повернулся к говорившим и язвительно сказал, махнув рукой:
— Э, если бы вы имели право решать вдвоем, тогда бы и говорить стоило! А что толку от ваших жалоб?
Некоторое время он сидел молча, уставившись на Тусипа.
— Беспомощных всегда угнетают думы. Но бесплодными мечтами сыт не будешь. Какая польза в разговорах, если ты бессилен? — добавил он, хмуря брови.
Тусип знал, что эти же думы давно грызут сердце самого Божея. Могила Кенгирбая, их предка, находится на урочище Ши; богатые кочевья двух колен рода Жигитек расположены совсем близко от этого урочища. Наступил день, когда Кунанбай занял и их под свое зимовье. Это было тяжелым ударом для Божея, и он решил насмерть схватиться с Кунанбаем, но Кунанбай поспешно вызвал к себе Тусипа и сумел поколебать его. Вернувшись, Тусип стал отговаривать Божея от ссоры. Самое выгодное время, самый удобный повод для выступления против Кунанбая были упущены.
Старую обиду Божею пришлось затаить глубоко в душе. Отомстить он был бессилен. Однако чуть только речь заходила о Кунанбае, он не скрывал своего возмущения и подбивал Тусипа на ссору с ним. «Говорили мы с Кунанбаем достаточно. Теперь пора действовать. Если ты храбр, вооружись мужеством. Если нет, продолжай свое — покоряйся», — повторял он. То же твердил он и Суюндику. В свои тайные замыслы он посвящал и Байдалы, которого считал надежнейшей опорой рода Жигитек.
Но с каждым из них он говорил об этом наедине, соблюдая строгую тайну.
Аулы Кунанбая дошли до Кольгайнара в семь перегонов. Они уже собрались разъезжаться по своим зимовьям, как внезапно повсюду было получено приказание Кунанбая: никому не двигаться с места без его приказа. Взяв с собой Майбасара, он поехал в горы Чингиз. Путь туда был недалекий, но Кунанбай целый день не сходил с коня, объезжая всю местность. Вернулся он в аул только к сумеркам и подъехал прямо
Сегодня здесь собрались только женщины: матери Кунанбая — жены его умершего отца, жены его дядей и другая женская родня двух поколений. Их аулы — числом около двадцати — давно уже выделились из общего хозяйства и кочевали отдельно. Все они приехали в гости и привезли полагающееся по обычаю угощение.
Два раза в год женщины этих аулов приносят такое угощение в юрты Кунанбая. Первый раз — когда его аулы прикочевывают на весеннее пастбище; после долгой разлуки женщины, соскучившись на отдаленных друг от друга зимовьях, спешат побывать везде, начиная с Большой юрты, где живет Зере; второй раз они собираются осенью, перед зимней разлукой.
Как только в двери, почтительно откинутой Майбасаром, появилась внушительная фигура Кунанбая, смех и шумная болтовня женщин мгновенно смолкли.
Мужчины сели. Обратиться к Кунанбаю осмелилась одна Таншолпан, вторая жена его отца, считавшаяся старшей после Зере:
— Сын мой дорогой, твои матери и старшие невестки принесли угощение. Теперь мы собираемся расходиться. А твоей старой матери приношение уже сделано…
В последние годы, говоря при Кунанбае о Зере, все называли ее почтительно «старая мать». Вслед за другими и Таншолпан так же называла свою прежнюю соперницу. [41] Кунанбай промолчал. Таншолпан была одною из своенравных матерей в их семье. Говорили, что в дни молодости она с пикой в руке бросилась догонять врагов, напавших на конский табун ее аула. У Таншолпан — четыре сына, а младшие жены, у которых много сыновей, обычно становятся своенравными и смелыми.
41
Жены одного мужа назывались к у н д е с — соперницы.
Молчание Кунанбая не понравилось ей, она снова оживленно заговорила:
— Мы угощаем не Кунке, а тебя: ты молод, но уже стал нашим главою. Завтра мы разъедемся по зимовьям, до весны нам придется просидеть, как в норах. Такова уж женская доля… Пусть мое угощение будет добрым пожеланием тебе до будущего года и молитвой с твоем счастье, сын наш!
Кунанбай взглянул на нее, кивнул головой и ответил после недолгого молчания:
— Ты сказала «разъедемся по зимовьям»? А что, если не будем разъезжаться? Как бы не пришлось вам принести угощение еще раз!
Он многозначительно усмехнулся. Женщины поспешили подхватить его смех, хотя и не поняли, в чем дело. Кунке, высокая смуглая женщина с бледным худощавым ликом, решила воспользоваться хорошим настроением Кунанбая.
— А я приказала слугам завтра развязывать тюки и ставить юрты для всех. Разве мы кочуем дальше?.. Вы смутили весь аул; никто не знает, остаемся ли мы здесь, или тронемся еще куда-нибудь, — сказала она и вопросительно посмотрела на Майбасара.
— Зато жди второй раз угощенья, — подмигнул тот.