Путь Базилио
Шрифт:
— Пап, — подал голос Буратина, — ну так чего?
— Тихо ты, — зашипел Фингал. Он как раз захватил крючочком особенно противный кусочек розового, но боялся задеть сосуд.
Легавая псица бурого окраса, слоняющаяся без дела по лаборатории, облокотилась на основание распределительной колонны трансфузора. Та покачнулась. Потревоженная установка недовольно загудела и выпустила в приёмную колбу рой мелких пузырьков.
Доктор Коллоди открыл рот, чтобы сообщить неуклюжей суке своё мнение о ней лично и о комиссии в целом. Но та тоже не дурочка была и начала атаку первой.
— У вас оборудование не закреплено! — сообщила она. — Мы обязательно отметим это в отчёте.
— Нарушение? — начальница хищно облизнулась.
— Согласно эксплуатационной инструкции, — максимально скучным голосом сообщил Карло Коллоди, — распределительная колонна трансфузора не должна фиксироваться во избежание биений при асемантических вибрациях. Пункт восемь дэ.
Фингал тихонько хмыкнул. В эксплуатационной инструкции к трансфузору не было никакого пункта восемь дэ, а выражение «асемантические вибрации» было само по себе образцовым примером асемантической вибрации, то есть бессмысленного сотрясания воздуха. Коллоди, видимо, рассчитывал на присущую сукам техническую безграмотность. Рассчёт был верен: псица заткнулась и от опасного прибора отодвинулась.
Когтевран тем временем решился. Он снял с полки банку с ферментами-растворителями, расщепляющими соединительную. На нейроны они тоже действовали, но не так сильно.
Коллоди это заметил и понял идею.
— Ты щипчики возьми и кору вот тут слегка отдери, — посоветовал он. — Там под ней самая дрянь прячется.
Фингал осторожно попробовал подцепить скользкий слой, но промахнулся и сильно сжал щипцами упругую извилину.
— Афтятя! — неожиданно ясно и отчётливо сказал Буратина.
— Чё? — Когтевран еле удержал колбу, немного раствора выплеснулось. Участок коры тут же побурел, как гнилой банан.
— С-скобейда, — прошипел Фингал, спешно заливая всё физиологическим.
Коллоди взял колбу, понюхал, сморщился: похоже, ферментуху забыли разбавить.
— Кто готовил вещества? — тихо спросил он птица.
— Склифосовский, — так же тихо ответил Фингал.
— Блядский фофан… Сегодня же выебу дурака, — пообещал доктор. — Раствор разбавь… Оп-паньки! — он внезапно повысил голос, так что Буратина содрогнулся всем телом.
Причина была, что называется, налицо. На поверхности мозгового вещества Буратины появилось коричневое зёрнышко. Секунду назад его тут не было.
— Тааак, — сказал доктор Коллоди, разворачиваясь к комиссии. — Должен сообщить вам пренепреятнейшее известие. У кого-то из вас, — он обвёл взглядом всю стайку проверяльщиц — блохи…
Суки с визгом шарахнулись друг от друга. Неуклюжая легавая толкнула плечом распредительный шкаф, тот недовольно загудел. На это никто не обратил внимания.
— Какие блохи? — булька выпучилась на Коллоди с недоумением несколько наигранным.
— Какая-то разновидность Ctenocephalides canis, — сообщил доктор. Голосом его можно было замораживать азот. — Один экземпляр сидит на нижней лобной извилине моего подопечного.
Псица дёрнулась было к столу. Доктор посмотрел на неё как на позорную волчицу. Та, однако, не убоялась и взгляд выдержала.
— Я должна убедиться, — сказала она твёрдо.
— Любуйтесь, — с отвращением сказал Карло и отодвинулся.
Булька подошла, внимательно посмотрела на бурое пятнышко, прекрасно видимое на фоне белеющих мозгов.
— Девочки, — сказала она, поворачиваясь к стае. — Я не спрашиваю, кто из вас нагулял эту гадость. На дезинфекцию идём сейчас же. Вместе со всем отделом. За ваш счёт. Вычту из зарплаты. У каждой. Все поняли?
— У меня нет блох! — взвизгнула немолодая пуделица и немеделенно почесалась под мышкой.
— А нас-то за что? Давайте разбираться! — борзо предложила борзая. Никто её не поддержал.
— Муся, — легавая повернулась к таксе. — Ты опять по подворотням шлялалсь?
— А чё я? Чуть чего — сразу Муся! — огрызнулась пахучая такса с какой-то подозрительной готовностью. — Да ты на себя посмотри! Ваще стыда нет! Ты волкам на помойке отсосёшь, манда васютина!
— А вот за такие слова… — зарычала легавая, обнажая белоснежные клыки. Но булька быстро и молча куснула её в предплечье, и та приутихла.
— Всех попрошу от стенда на пять шагов! — распорядился Карло. — Вас, гражданка, особенно попрошу! — он снова зыркнул на бульку. — Фингал, — распорядился он уже спокойнее, — избавьтесь от паразита. Завершаем процедуру и потом обрабатываем помещение.
Блоха всего этого не слышала. Она исполняла то, что в Бибердорфе назвали бы die Pflicht — то бишь своё предназначение, даденое ей самоею Природою. А именно — впивалась в живую плоть.
Дальнейшее произошло столь скоротечно, что рассказ займёт едва ль не больше времени, нежели сами события.
Буратина не ощутил укуса: мозг не чувствует боли. Иного вреда укус тоже не причинил, нет. Бесцеремонный хоботок блохи даже не поколебал легкомысленный альфа-ритм, который нёс Буратину по жизни, практически никогда не подавляясь избыточной мыслительной активностью. Однако прободение слоя нейронов — в нужном месте в нужный момент — породило атипичные импульсы на мембранах аксонных холмиков. Если бы кто-нибудь мог видеть обобщённый фонопотенциал мозга деревяшкина, ему показалось бы, что на шумовом фоне выделился сигнал — возможно даже осмысленный.
Примерно в полукилометре на юго-восток от корпуса В, на глубине семидесяти двух метров от уровня поверхности под pro-вуалью пребывала в покое забвения гав» вавва ув» ха» еших» эв» ихзы-хюмзы — контрольная точка квадрата 2343 сина тентура шем» Ха» на-ан. Она представляла собой — если отвлечься от скучных технических подробностей — мормолоновую чашу с синтетической биотозой, засинхроненную с аппаратурой дальней связи. Несмотря на крайне нестабильную работу руинированной тентуры Земли, биотоза сигнал приняла и распознала. Он не вполне соответствовал ключевым сигнатурам. Но за последние триста лет система обучилась отслеживать типичные ошибки проекции. Биотоза справилась: сигнал был реставрирован, классифицирован как обращение за предоставлением прав — так называемый запрос на инсталляцию — и передан куда следует. Это заняло пять секунд — смешное, если вдуматься, время.